Произведения ольги фокиной. Вологодская областная детская библиотека
Начало биографии Ольги Фокиной во многом типично для людей ее поколения. Она родилась 2 сентября 1937 года. Архангельская область и находящаяся в ней деревня Артемьевская (теперь Тимошинское) Верхнетоемского района сохранили традиции северного крестьянства – не только привычку к труду, но и замечательные народные песни. Мать будущей поэтессы, закончившая только четыре класса церковно-приходской школы, знала наизусть много стихотворений русских классических поэтов, которые рассказывала детям по вечерам. Сельские праздники и исполнение старинных песен сама Ольга Александровна называет своей поэтической школой.
Военное детство не бывает легким. Отец Ольги Фокиной вернулся с войны в 1943 году (он был призван в армию, несмотря на туберкулез) и прожил после возвращения совсем недолго. Семья, в которой было шестеро детей, голодала – ели траву и картофельную кожуру, просили милостыню. До сих пор поэтесса не может выбросить даже небольшой кусочек засохшего хлеба. Окончив семь классов, Ольга решила приобрести уважаемую и востребованную профессию медсестры. Однако, окончив с отличием в 1956 году медицинское училище в Архангельске, она поняла, что хотела бы посвятить свою жизнь поэзии, и решила продолжить учебу не в мединституте, куда бы ее приняли без экзаменов, а на филфаке Архангельского педагогического института. Ее стихи уже публиковались в газете "Северный комсомолец", и Ольга отправилась в местное отделение Союза писателей. Однако там отказали в рекомендации для поступления, и молодую медсестру направили заведовать медпунктом лесоучастка Ягрыш, а позднее – Нового. Отправляясь на вызов, приходилось преодолевать пешком многие километры бездорожья, а по пути Ольга сочиняла стихи, и иногда записывала их на обороте горчичников. В 1957 году девушка решила испытать судьбу еще раз и отправила свои стихи в Москву, в Литературный институт им. Горького. К радости Фокиной, ей ответил поэт Виктор Боков, который пригласил ее учиться в Москве.
Приемная комиссия была поражена стихами молодой северянки. Секретарь комиссии даже прислала ей письмо, в котором прямо спросила, знакома ли она с творчеством Марины Цветаевой (о которой в 1957 году знали очень немногие). Простодушная девушка даже не смогла правильно прочитать фамилию и ответила, что об "Увераевой" ничего не знает. Поступив в институт, на поэтическом семинаре Н. Сидоренко Ольга Фокина познакомилась уроженцами Вологодской области, имена которых в последствии стали знаменитыми – Н. Рубцовым, В. Беловым, С. Викуловым. За своего соученика А. А. Чурбанова, написавшего впоследствии книгу "Море соленое", Ольга вышла замуж. У них родилось двое детей – сын Саша и дочь Инга.
В 1963 году у Ольги Фокиной вышел первый поэтический сборник "Сыр-бор", и она стала членом Союза писателей. После окончания учебы поэтесса возвратилась на родной Север, однако не в Архангельск, а в Вологду, где проживает до сих пор, являясь почетной гражданкой этого города. Ольга Александровна работала в газете "Вологодский комсомолец", в настоящее время занимается творческой деятельностью. За сборник стихов "Маков день" (1976) поэтесса была удостоена Государственной премии РСФСР. Среди ее наград – медаль "За трудовую доблесть" (1967), ордена "Знак почета" (1981) и "Трудового красного знамени" (1984). Последний сборник стихов поэтессы "Маятник" (2013) награжден Всероссийской литературной премией "Ладога".
ОЛЬГА ФОКИНА
Храни огонь родного очага
и не позарься на костры чужие! -
Таким законом наши предки жили
и завещали нам через века:
храни огонь родного очага!
Лелей лоскут отеческой земли,
как ни болотист, как ни каменист он,
не потянись за черноземом чистым,
что до тебя другие обрели:
лелей лоскут отеческой земли!
И если враг задумает отнять
твоим трудом взлелеянное поле,
не по страничке, что учили в школе,
ты будешь знать, за что тебе стоять...
Ты будешь знать, за что тебе стоять!
Алая любовь Ольги Фокиной
Ольга Александровна Фокина родилась 2 сентября 1937 года в деревне Артемъевская Верхне-Тоемского района Архангельской области. Отец погиб на фронте. В 1962 году окончила Литературный институт имени А. М. Горького. Печатается с 1955 года. С первых же публикаций на ее поэзию обратил внимание классик русской песни Михаил Исаковский. Ее стихи ценили Николай Тряпкин и Николай Рубцов. После Литературного института осела в Вологде. Автор многих поэтических книг, выпущенных в Москве, Архангельске и Вологде: «Реченька», «А за лесом - что?» (обе - 1965), «Аленушка» (1967), «Островок» (1969), «Буду стеблем» (1979), «Колесница» (1983), «За той за Тоймой» (1987) и другие. За книгу стихов «Маков день» (1978) удостоена Государственной премии России. Постоянный автор журнала «Наш современник».
В 2004 году издала в Вологде двухтомник своих стихов «Избранное».
· * * *
Сергей Есенин, прощаясь с традиционной русской деревней, опережал время.
Оказывается, несмотря на огонь Гражданской войны, жуткое раскулачивание, уход поголовно всех мужиков на фронты Великой Отечественной, старая деревня выжила. Может, потому и не сложилась у великого русского художника Павла Корина его картина «Русь уходящая» и остались одни этюды, потому что не было Руси уходящей? Сметенное возрождалось, спаленное воскресало вновь. И мы, дети послевоенной России, помним еще старую традиционную русскую деревню, помним и частушки, и посиделки.
Вот сегодня уже русская традиционная деревня уходит точно. Дай Бог мне ошибиться, как Сергею Есенину, но не вижу я сегодня никаких зацепок к возрождению старорусской деревни. А с ней и возрождения былой национальной России. И Русь не та, и русские не те...
Уверен, Россия будет, и ей предстоит еще великое будущее, но в ином облике, с иным характером, с иными приметами. Вот тогда, вглядываясь в свое крестьянское детство, иные русские будут жадно вчитываться в простые и чистосердечные строчки прекрасной русской поэтессы Ольги Фокиной:
Простые звуки родины моей:
Реки неугомонной бормотанье
Да гулкое лесное кукованье
Под шорох созревающих полей.
Своей принципиальной почвенностью, приверженностью красоте и истинности русской деревни Ольга Фокина отличается от, казалось бы, близких ей Николая Рубцова и Анатолия Передреева. Они в одно время ушли из деревни, но Ольга Фокина всегда оставалась посланницей этой отеческой земли в иных городских просторах и откровенно томилась и задыхалась там, а Николай Рубцов и Анатолий Передреев, подобно Сергею Есенину, вознамерились победить и город. Отсюда и трагический надлом у обоих, что с прямотой высказал Передреев в стихотворении «Окраина» (1966):
Околица, родная, что случилось?
Окраина, куда нас занесло?
И города из нас не получилось,
И навсегда утрачено село...
Эти знаковые для большинства народа передреевские строки явно перекликаются с рубцовскими: «Меня всё терзают грани меж городом и селом...».
Ольгу Фокину такие грани не терзали, она ушла от трагедии надлома в чистоту традиционного мифа. Из всех русских поэтов своего времени Ольга Фокина, пожалуй, одна выбрала иную трагичность - трагичность саморазрушения вместе со своей деревней, ухода в иллюзорный мир вместе с последними колодцами, петухами, прялками и деревенским укладом.
То же и в прозе Василия Белова, сохранившего чистоту деревенского «Лада» и не пожелавшего фиксировать его надлом и крах, что выразил Валентин Распутин в «Прощании с Матёрой» и «Пожаре». Белов осознанно ушел с головой в исторические деревенские «Кануны», не желая провидеть формы будущей деревни. Красота законченного консерватизма. Такими же были Фолкнер в американской прозе и Фрост в поэзии. А разве нет подобной красоты традиционализма в английской поэзии, в испанской, в итальянской? Скудный стиль, целомудрие слуха, поэзия обыденной природной жизни. Разве не громили, как Фроста, и английского поэта Одена, и мексиканского поэта Октавио Паса левые либералы за их реакционную сущность?
Традиционализм не приемлет универсальность, ибо условия жизни и традиции, выработанные в конкретных местах проживания, всегда разные. Поэт юга России, тот же Юрий Кузнецов не мог в любом случае обладать тем же взглядом на мир, что северная Ольга Фокина.
Достаточно консервативный поэт Уистен Хью Оден составил интересный перечень вопросов о любом поэте, которые и должен прояснить литературный критик: пейзаж поэта, климат, этнический состав места, где он живет, природа языка, религия, отношение к правлению государством, к экологии и к архитектуре, к окружающему поэта быту. Вот и я для начала попробую разъяснить все оденовские вопросы на примере поэзии Ольги Фокиной. Кстати, вопросы очень точные и сразу обозначающие направленность любого поэта, его отношение к традициям своего народа.
Пейзаж, характерный для всех стихов Ольги Фокиной:
Простые краски северных широт:
Румяный клевер, лен голубоватый,
Да солнца блеск, немного виноватый,
Да облака, плывущие вразброд...
(«Простые звуки родины моей...», 1963)
Разве не становится ясной для читателя прозрачно-чистая картина северной Руси?
Конечно, можно найти у поэтессы и нечто коктебельское, и питерский пейзаж, но все это мимолетное, отстраненное и потому холодное. Пейзаж ее рая - это пейзаж северной деревни.
Климат. Есть поэты вообще вне климата. Конечно, скажут: а климат души? Но английский традиционалист Оден требовал от критиков указания именно природного климата в стихах поэтов.
Мне слушать старушек - отрада:
Намерзлись они на веку...
Ах, солнышко! Дольше бы надо
Им теплую эту реку!
Чтоб ты невзначай не скатилось
За мокрый сентябрьский лесок,
Дай пару лучей, сделай милость!
Два только - из всех твоих сот.
(«Мне слушать старушек - отрада...», 1972)
Также не случайны требования английского поэта к критикам дать представление об этносе поэта, показать его национальную суть. Поэт может ее зашифровать как угодно, но дело критика - раскрыть его этнический мир. Оден утверждает: «Если человек пишет стихи и прозу, его мечта о Рае - его личное дело, но как только он начинает заниматься литературной критикой, честность требует от него дать читателю четкое представление об идеале, чтобы тот глубже понял суждения критика». Среди той информации, какую Оден всегда хотел иметь, читая других критиков, на третьем месте стоит этнический вопрос, кстати, и отвечая о себе, он с гордостью пишет о преобладании в нем «нордической расы».
Что ж, нордическая, то есть северная, раса близка и Ольге Фокиной. В ее представление о поэтическом рае входят все понятия фольклорной, древней Руси.
Чтобы поднять семью - Расею -
Да и самой бы не упасть.
Чиста ее пред миром совесть:
Родимый дом не разорен,
Жива Архангельская область,
И Верхне-Тоемский район.
(«К 50-летию родного района», 1973)
Родной северный колорит всегда присутствует в мире фокинской поэзии, она никак не может насытиться народными северными красками, искренне томясь на стороне. Это же не для красного словца, а совершенно органично вырвалось у Фокиной глубинное патриархальное заверение (высмеянное либералами, пародированное Александром Ивановым):
Мне рано, ребята, в Европы
Дороги и трассы торить:
Еще я на родине тропы
Успела не все исходить.
Исхожена самая малость!
И мне не известны пока
Ни холодность чувств, ни усталость
В стремленье к родным родникам.
Сильнее не ведаю власти,
Чем власть материнской земли!
Березы мне света не застят,
Не носят тоски журавли...
(«Мне рано, ребята, в Европы...», 1970)
Здесь нет декларативности и ультиматума, нет призыва кому-то куда-то не ездить. Она сама - Ольга Александровна Фокина - еще лишена пока кочевого зова, она еще не утомилась своей оседлостью, не насладилась всей истинной красотой народного лада.
Здесь нет и отказа от мировой культуры, но и культуру всю можно обрести в самом медвежьем углу. Сидит же себе американец Сэлинджер уже лет тридцать в диком захолустье, ведя почти монашескую жизнь, и что-то я не слышал, чтобы шустрые газетчики его обзывали темным дикарем. Очень многие великие традиционалисты из всех стран мира были тяжелы на подъем, с другой стороны, много ли осталось первичности, подлинности в поэзии наших отечественных попрыгунчиков? Опасный это жанр - путевые стихи.
Четвертым признаком поэта Оден считает природу языка. То, что и многие другие, тот же Иосиф Бродский, считают наиважнейшим, главнейшим в творчестве.
На мой взгляд, природа языка Ольги Фокиной - откровенно фольклорная. Она выросла все-таки не на книжном, а на народном русском языке. Я приведу мнение земляка и сверстника Ольги Фокиной, небожителя русской поэзии Николая Рубцова: «Многим стихам Ольги Фокиной, в смысле формы, свойственно слияние двух традиций - фольклорной и классической. Это интересно, так как обновляет, если можно так выразиться, походку стиха... Леса, болота, плесы, снега - все черты и приметы так называемого "мокрого угла" (Архангельская, Вологодская области и прилежащие местности) органично и красочно вошли в лучшие стихи Ольги Фокиной. И все это стало фактом поэзии потому, что все это не придумано и является не мелкой подробностью, а крупным фактом ее биографии, ее личной жизни, судьбы».
Ольга Фокина и к Пушкину шла от народного языка, от народной поэзии, еще не забытой в пору ее военного и послевоенного детства. Она росла на причитаниях-плачах о погибших солдатах, на девичьих частушках и свадебных обрядовых песнях. То, что в Европе мертво уже двести лет и что еще лет двадцать-тридцать назад жило по всей России - народное творчество не из домов культуры и ансамблей «Березка», а из сердца, из памяти, из окружающего мира, - сформировало поэтический язык Ольги Фокиной. А к примеру, отчужденный от своего народа Андрей Вознесенский предпочитал прислушиваться к пению австралийских аборигенов, ибо это было модно в Европе. Для мертвого с точки зрения природности языка Европы австралийские аборигены и их пение были ключом спасения, они давали импульс к живому творчеству, но Россия-то сама до сих пор была полна народных чудес. И живо еще пушкинское:
Там чудеса, там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит...
Наш гений умел прислушиваться к своему народу. Сегодня наша книжная филологическая поэзия настолько отдалилась от языка народа, да и от самого народа, что для иных из русских европейцев поэзия Ольги Фокиной сродни напевам того австралийского аборигена, привезенного как диковинку Вознесенским из Парижа в Москву.
В черной бане поутру
Пятку камешком потру -
Быть бы резвой на ногу,
Быть бы первой на лугу.
Под словинку-присказку
На полк е попью кваску -
Дай, квасок с присловьицем,
Мне добра-здоровица!
(«Присказка», 1966)
Она мыслит языком своих героев, не конструирует, не изобретает, оттого столь много в ее стихах прибауток, частушек, поговорок: «Ой, не беда, что вдовая, / Зато - на все готовая». Или: «Вы не хмурьтесь, братовья, / Уж со мною жить дивья».
Частушечный ритм привычен для нее. Этим она берет и слушателя. Не случайно и Николай Рубцов, и Сергей Викулов в один голос говорили об успехе ее выступлений. «Самой яркой картиной того дня, - пишет Сергей Викулов, - запечатлевшегося в памяти, была вот эта: Ольга Фокина читает стихи... А между тем читает Ольга Фокина предельно просто, да, пожалуй, совсем и не читает (в смысле - не декламирует), а разговаривает с залом, как разговаривают деревенские подружки, встретившись у колодца...
He было в России и нет похожего на нее поэта, а это тоже признак подлинного таланта - непохожесть!»
Религия поэта. Религия выражается почти любым поэтом не внешними формами стиха, не церковными мотивами и семантикой храма, а образностью, мелодикой. Любой традиционалист существует в определенном религиозном мире. И православие Ольги Фокиной проглядывает в личной интерпретации природы, в отношении к семье, в любви. И в фольклорной песенной традиции она ищет объединяющее соборное православное начало. Мы видим если не религиозность в чистом виде, то поиски веры ее. Как и всякий крестьянин, как и всякая крестьянка старого деревенского уклада, Ольга Фокина - пуританка в поэзии. И это тоже несомненный признак религиозности - чистота отношений.
Расскажи
Про Кижи!
Ну, хотя б не подробно, а вкратце!
Что за храмы стоят,
Что за главы на храмах горят.
(«Расскажи...», 1967-1983)
Или же такой несомненно православный восторг:
Пой, вселенная! Я воскресаю!
Воскресаю, вселенная, пой!
Хлеб от целой буханки кусаю,
Запиваю - вприглядку - водой.
(«Пой, вселенная!Я воскресаю...», 1957)
А какое целомудренное, идущее от народного лада воспевание любимого:
Был у меня соколонько
Весел да ясноглаз.
Там, где иному - полынья,
Этому - мост и наст.
Там, где иному - горюшко,
Этому - трын-трава...
Был у меня соколушко -
Светлая голова.
Вольному ему, резвому ,
Сети я не сплела,
Крылышек не подрезала,
В клетку не заперла,
Чула ночесь - из гнездышка
Встал на рассвете, да
В кою махнул сторонушку -
Не поприметила...
(«Был у меня соколонько...», 1974)
Впрочем, об истории ее любви позже - целым стихотворным сюжетом...
Таким бы стихам учить наших школьников, глядишь, и отношение к родному языку было бы иное. Наши западники, увы, не западные принципы внимательного отношения к традициям, к крестьянству, к национальной культуре перенимают, а, лишенные своих корней, хотят при этом сами стать подобием жителей Запада. И потому откровенно чужды своему народу, не любят его, презирают народный быт. Потому их культура пустотна, держится лишь на пародировании оригинала, насквозь вторична. Но и для Запада они тоже пусты, Западу интересна наша почва.
Ни на один вопрос своего кумира Уистена Одена наши западники не смогли бы ответить.
Пора, наконец, русским писателям напрямую говорить и общаться с национальными гениями всех стран. Ведь те и в русских поэтах, допускаемых к ним, как правило, ищут национальное достоинство, традиционализм и уважение к своему народу.
Тот же Оден даже Бродского воспринимал так же: «Вообще же я более склонен рассматривать его как традиционалиста. Начать с того, что при любой возможности он выказывает глубокое уважение и приверженность к прошлому своей страны». Ему бы со стихами Ольги Фокиной познакомиться или Николая Рубцова, но, увы, кто будет переводить и представлять уникальных русских поэтов западному читателю? Вот из-за этого и падает интерес к русской поэзии во всем мире. То, что переводят, насквозь вторично по отношению к западной культуре, а наши жемчужины остаются ей недоступны.
Я пропущу несколько оденовских вопросов и остановлюсь на последнем - об отношении поэта к окружающему его быту, добавив и отношение поэта к природе.
Это - самый сокровенный ольгифокинский вопрос. Быт ее поэзии - птицы и звери, ручьи и колодцы, народная кухня и привычная крестьянская работа.
Природа в ее стихах - это не отдых пейзан, не взгляд из окна поезда, не тихое дачное пастернаковское наслаждение. Помню, как кипел Анатолий Передреев, глядя на известное фото Бориса Пастернака в сапогах на переделкинской даче. «А сапоги-то ему зачем? Свою жертвенность и убогость демонстрировать?» На самом деле та фотография после гонений на него из-за «Доктора Живаго» была политически сработана - под зэка. И, может быть, сам поэт был ни при чем. Но не сталкивая столь разные галактики поэтов, хочу подчеркнуть, что те же кирзовые сапоги в поэзии Ольги Фокиной - естественная часть окружающего ее быта. Другой-то обуви после войны, кроме еще валенок, деревня не знала вовсе.
Этот последний оденовский вопрос я даже разверну в некий критический сюжет. Ибо с него я и начинал статью. О приверженности Ольги Фокиной к деревенскому ладу. О чистоте ее жанра.
Начинается сюжет с первого юношеского восторга перед окружающим ее миром.
Такой же восторг мы найдем и у Рубцова, и у Шклярев- ского, и у Чухонцева, и у Примерова.
Хорошо, положив подбородок в ладони,
К солнцу майскому пятки босые поднять,
И смотреть, как пасутся у озера кони,
И себе выбирать молодого коня.
Хорошо, ничего не желая на свете,
Без пути и без цели скакать по лугам,
И спугнуть задремавший в черемухах ветер,
И задорную песню послать облакам...
(«Хорошо, положив подбородок в ладони...», 1958)
Это - начало поэзии Ольги Фокиной, пятидесятые годы, жизнь в природном ладу. Такие откровения мы будем находить и позже, спустя десятилетия. «Где одни мои да волчьи отпечатаны следы...»
Дальше с неизбежностью идет город, общение с городом, постижение города. Ольга Фокина приезжает в Москву, поступает в знаменитый Литературный институт. Этим путем шли все ее сверстники-поэты. Мать упрекала ее, как упрекали, наверное, всех поэтов мира родители, желая видеть в них будущих физиков, химиков, офицеров, кого угодно, но только не поэтов. Правда, материнские крестьянские упреки, увы, иные.
Это уже проблема двух народов в одном народе - крестьян и дворян, это то, из-за чего произошла революция. При всей ее жестокости, при инонациональности революционной верхушки сама революция была народная. Потому ее мистически приняли Николай Клюев и Александр Блок, Сергей Есенин и Андрей Платонов. Один народ столетиями торговал другим народом. Простят ли негры когда-нибудь белым в США? Простят, когда придут к власти миллионы поклонников Луиса Фаррахана, лидера черных радикалов18, и с улыбкой вырежут сопротивляющихся белых. Так было и у нас.
Остаточное сознание того, иного народа, чувствуется еще в словах матери Ольги Фокиной:
«Ты в низине родилась, в низине росла
И в низине б тебе поискать ремесла, -
На кругом берегу все дороги круты, -
Беспокоюсь, боюсь: заплутаешься ты!..»
(«Уезжая учиться», 1959)
Психология из «Хижины дяди Тома» - книги, ныне проклятой бунтующими неграми.
Но, за весла садясь, я махнула без слов,
И навстречу лучам заплескалось весло...
(Там же)
А это уже психология иного поколения, ибо поколение детей 1937 года было еще и первым в истории России общесословным, то есть общенациональным поколением. Ни дворян, ни крестьян, ни попов, ни купцов - единая нация и в жертвенности, и в удаче, и в мужестве, и в предательствах, и в культуре, и в бескультурье. Пожалуй, ныне в России нарождаются, увы, вновь сословные, разделенные поколения. Увы, господа либералы, Америки у нас не получается. Из тоталитарного, но равенства мы попадаем в колониальный феодализм.
Но вернемся к нашему первому общенациональному поколению, равному и в безотцовщине своей: у кого на фронте отцы погибли, как у Ольги Фокиной, у Александра Проханова, у кого в лагерях, как у Александра Вампилова, у Валентина Устинова.
Тема отцов пришла в поэзию Фокиной уже в городе. Тогда же пришло понимание всей трудности материнской вдовьей жизни.
Я помню соседей по тем временам,
Которым короткое имя - война.
Короткое имя, а память - долга.
Безмолвна деревня - по трубы в снегах...
Идти по деревне куски собирать
Мы сами решили: страшно умирать.
И мать, наклонясь над грудным малышом,
Сказала спокойно: «Ну что ж, хорошо!»
Что стоило это спокойствие ей,
Я знаю, пожалуй, получше людей.
Была моя мама добра, но горда:
За спичкой в соседи - и то никогда!
И самую лучшую песню мою
Я людям, соседям моим, отдаю.
Но помню и этот, один изо всех,
Не сдержанный, к корке добавленный, смех.
Безжалостный, сытый, ехидный смешок,
Он ранил навылет, сквозь душу прошел.
И тем, что живу я, и тем, что дышу,
Я этому смеху, наверное, м щ у...
(«Я помню соседей по тем временам...», 1970)
Вдруг пошли горькие, трагичные стихи. Ольга Фокина поняла, каким чудом сама жива, каким чудом страна жива. Сразу - и радость, и трагедия поколения безотцовщины.
Спи, мой отец. Темна твоя могила,
Но вся в цвету черемуха над ней.
(«Черемуха», 1960)
Эти, прямо сродни Юрию Кузнецову, видения отца будоражат память поэтессы. Она еще помнит его уход на фронт:
Когда в постельке с тополиным пухом
Проснулась я, крича: «Меня забыл!»
Но лишь ушанка свесившимся ухом
Махнула мне с отцовской головы.
(Там же)
И все ее походы в лес, все встречи с куропатками и тетеревами вызывают новые мистические видения:
Мой отец... он давно не с нами,
Но когда поют петухи,
Под босыми его ногами
Тихо-тихо вздыхают мхи.
Не в охотничьей лихорадке
Он приходит к вам зоревать:
Он встает из своей могилы
Не затем, чтобы убивать.
(«Мой отец... он давно не с нами...», 1959)
Так от своей собственной судьбы Ольга Фокина приходит к судьбе всего поколения, к судьбе таких, как она, горемык 1937 года рождения. Ее герой - это такой же, как Николай Рубцов, или Валентин Устинов, или Игорь Шкляревский - барачные, детдомовские дети, последнее поколение, знающее горькую правду той Великой войны.
Рос мальчишка далеко не неженкой,
Матери, отца почти не помнил.
Помнил он пожары, толпы беженцев,
Мертвецов, которых не хоронят.
(«Подснежники», 1965)
Как мечтали эти сироты о сильных папиных руках, нежных материнских губах, как им не хватало нежности в детстве! Поколение, которому недодано любви.
Все понимание прожитой эпохи пришло к Ольге Фокиной в городе, в Москве, в студенческие годы. И еще - острое чувство одиночества. Она не стала бороться за вживание в этот город, не стала примерять на себя городской быт. И этим сохранилась. Даже сильные деревенские парни ломались один за другим, а она жила - своим традиционным бытом. Ходила в магазины грампластинок, где среди джазовых мелодий выискивала записи русских народных песен. И плевать ей было, что на нее смотрели, как на деревенскую. Она такой и была.
И отвечу я мальчишке:
«Я, конечно, из деревни.
И не скрою, раз спросили
Из деревни из какой:
Песни есть о ней и книжки,
Есть о ней стихотворенья.
И зовут ее - Россия!
А откуда вы - такой?»
(«В магазине», 1965)
Я отчетливо помню те времена пренебрежения деревней, что прекрасно описал Василий Шукшин. И понимаю силу фокинского вызова. Все эти приезды и переезды в города скоро перестали ее волновать. Она ценила свой уникальный мир северной деревни.
Ты меня приглашаешь в Москву,
Мол, довольно гостить у природы:
Вон уж ветер сгребает листву,
Вон и тучи грозят непогодой.
(«Влажный ветер с твоей стороны...», 1962)
Но что могут знать москвичи о чарующем мире древнего лада? О подлинной свободе крестьянского духа?
Им ли знать, что лишь здесь, наяву,
Вдохновенье мое и свобода?
Не грусти.
Я приеду в Москву
На последних двинских пароходах.
(Там же)
Конечно, прошла и Ольга Фокина искушение Москвой. Даже стих пошел какой-то другой, эстрадно-кричащий, транспортный:
Опять посыпались - птенцами из гнезда -
На пароходы, самолеты, поезда
И полетели, понеслись за горизонт...
Ах, осень, осень, расставания сезон!
Нас ожидает общежитий суета,
Нас ожидают необжитые места.
Одних - заводы, стройки,
Других - пятерки, тройки,
Тех - воинские части,
Всех - во какое! - счастье
Наверняка!
Пока. Пока.
(«Опять посыпались - птенцами из гнезда...», 1968)
Как это похоже на рубцовские рубленые стихи: «Я весь в мазуте, весь в тавоте...» или: «Я забыл, как лошадь запрягают...». Можно было и Ольге подключиться к подобной ритмике, обретая иную известность. Быстро опомнилась.
Я не просто грущу, я - в печали великой!
Вся душа извелась от невидимых слез:
Без меня, без меня! - отцвела земляника.
Без меня, без меня! - отзвенел сенокос.
(«Я не просто гру щ у, я -в печали великой...», 1963-1988)
Мир еще живой народной поэзии манил Ольгу Фокину своими созвучиями, отвращал от городской культуры. Может, Ольга Фокина принесла себя в жертву уходящей России? А может, сохранила красоту, которой еще долго будут подпитываться люди?
Я из дому ушла, чтобы «стать человеком»,
Почему ж так домой «в человеки» влечет?
(Там же)
Сделан выбор, и уже навсегда - в пользу той, первичной, народной культуры. Она знала о существовании другого, шумного мира, но те, другие, не способны были понять ее мир гораздо более, чем она - их кумиров. «Дуньку-то можно было послать в Европу» да еще и поразить Европу, как бывало не раз, - от Плевицкой и Шаляпина до простого русского парня Гагарина. А вот верхушечно-западной нашей интеллигенции уже навсегда недоступен был мир русской народной культуры. Скорее ее могли бы оценить английские эстеты.
При Ольге Фокиной всегда и ее стойкость, и самоуважение, и гордость за знание того сокровенного, чего лишены многие. Ключ народной поэзии откроет ей и Пушкина, и Лермонтова, и Некрасова, и Блока.
Одуванчики облетают,
Колокольчики зацветают,
Скоро на колос рожь пойдет...
Молодаюшка-молодая,
Что-то нежное напевая,
Горсть за горстью травинки жнет
Да в плетеный пестерь кладет.
(«Одуванчики облетают...», 1963-1988)
Может быть, еще лет семьдесят назад быть бы Ольге Фокиной дивной народной сказительницей, ворожеей или плакальщицей. Что не пустое это дело - говорит весь крестьянский вековой опыт. Кому рыбу ловить, а кому и славным бахарем быть. И даже в лагерных зонах славным завиральщикам-рассказчикам почетные места выделяли и по-своему берегли. В любой среде, любому народу - нужно и золотое слово. А сколько из народной поэзии некогда сочиненных такими же Фокиными и Беловыми настоящих жемчужин вышло? И сколько в нашем XX веке первостатейных талантов от Николая Клюева до Михаила Шолохова из народных низов поднялось?
Так ли просто приблизить разговорный северный язык к языку поэзии?
О, как я жизнь люблю! Мне утро рассказало
Что радость так близка, и счастья так немало,
И столько для пера нетронутых страниц.
(«О, как я жизнь люблю...», 1959)
Но на пасторали в русской деревне конца XX века долго не удержишься. Пастораль сладка слуху, как малина рту, но в малиннике можно встретить и зверя. И так с неизбежностью рушится трудовой, тяжелый, но радостный мир деревни. Сначала уходят вдовы, свидетели войны и лишений, взвалившие все труды земные на себя.
Пожилая вдова, вдова
Рубит. Рубит в лесу дрова.
Мужа нету еще с войны,
Поразъехались все сыны...
Но у вдовы вдруг перед глазами лес качнулся и сердце оборвалось...
...Затуманилась голова,
Закачалась, как ель, вдова.
Тихо ткнулась руками в снег...
Вот и кончился человек.
(«Пожилая вдова, вдова...», 1965)
Потом уходят уже деревни, тонут Матёры, исчезает весь крестьянский былой мир. Исчезает и пасторальный тон в стихах Ольги Фокиной. А вместе с этим миром как бы и затухает ее поэзия. Принимать что-то новое нет ни желания, ни сил.
Три огонька в стылой темени светятся.
Три - из былых тридцати...
«Скоро и эта деревня изнетится»...
Кто там изрек? Погоди!
Вскользь равнодушное слово уронено,
В самое сердце разя.
Ладно. Ничто. Извиним постороннего,
Непосторонних - нельзя!
(«Три огонька», 1976)
И уже долготерпеливая поэтесса русской традиции готова повторить слова своего рано погибшего друга и сверстника Николая Рубцова: «Не купить мне избу над оврагом / И цветы не выращивать мне...» Всегда есть утешение в русской культуре, которая готова отдать народу то самое сокровенное, что сама столетиями брала у него. Русская культура стала последним прибежищем народного русского духа, угасающего в деревнях и предместьях. Давно уже в духовные наставники себе Ольга Фокина выбрала не Пушкина и Лермонтова - высоко больно, не дотянуться, не стать вровень, на них она лишь молилась, - а Александра Блока, Анну Ахматову и Николая Некрасова. Они казались своими в народном ладу.
Ничего из себя мы не строим,
В нашем теле обычная кровь.
Мы пришли из некрасовских «Троек»,
Из некошеных блоковских рвов.
Мы из тех, кто и предан, и продан,
И схоронен был тысячи раз!
Но и все-таки мати-природа
Отстояла и выбрала нас...
Нам во все терпеливые годы,
Хоть какой из веков оживи,
Снилась Синяя Птица Свободы,
Золотая Жар-Птица Любви.
(«Ничего из себя мы не строим...», 1975)
Много ли потеряла поэтесса Ольга Фокина, оставаясь посланницей народного слова в мир русской поэзии конца XX века? Сузился ли ее поэтический мир, погруженный в еще живое фольклорное богатство?
Как-то в беседе со мной Татьяна Глушкова заметила: «"Малая родина" характерна для крестьянского элемента, ограничивающего свой взор, дух родной околицей, а подчас и эдаким горделивым хуторянством... Те, кого прежде назвали бы "крестьянскими поэтами", неслучайно получили почти такое же имя - "деревенские", "деревенщики"...Чутко "подновленное" имя не указывает ли заведомо на замкнутость и тематики, и географии? Безбрежное "крестьянское море", плескавшееся по всей России и бившее в границы ее, раздробилось как будто на "отдельные", разрозненные деревни, обмелело, вмещаясь в стенах сиротливой избы...»
Может быть, Татьяна Глушкова и была бы права, говоря о сужении имперской горизонтали певцов деревенского лада. Но не учитывается при этом глубинная историческая вертикаль. И то, что эта «сиротливая изба» - может быть, последняя в мире. Отсюда и ее всемирность. Плач по уходящему, память об уникальности исчезающего обретают всечеловеческую значимость. А не было бы интуитивного чувства близкой потери, так и Ольга Фокина, может быть, не взяла бы на себя роль хранительницы родного очага. Роль, на которую и многие мужики не решились.
Много говоря о народной сокровенности, дарованной Ольге Фокиной, о красоте и душевности ее песенного слова, мы как бы замыкали ее поэтический мир в некий монашеский обряд. Но, ответив так подробно на последний вопрос Одена, адресованный к поэтам, мы добавим еще один, почему-то упущенный английским классиком XX века.
О любви в поэзии. Ольга Фокина поразила нас своим златоустьем, спела свои сокровенные песни, но неуходящая боль какой-то одной огромной любви то тайком, то скороговоркой, а то и во весь голос прошла через всю ее поэзию, то исчезая на какой-то длительный период, то заявляя о себе вновь. Я бы даже составил один небольшой сокровенный сборник ее стихов о любви. Об одной любви... Это тоже сюжет для литературного критика: пишешь о хранительнице традиций, о поэте народного природного лада, а рядом мысль - не забудь соединить сквозь время ее «Алую любовь».
Еще в 1956 году появились совсем необычные для нее и проникновенно личные строчки:
Лес да лес... А за лесом что?
Море ли? Горы ли?
Грусть да грусть... А за грустью что?
Радость ли? Горе ли?
Верно, радость - ведь ты придешь,
Пусть мы с тобой и спорили.
Дум беспокойных уймешь галдеж-
Скоро ли? Скоро ли?
Снова стихи о тебе пишу -
В меру ль они? В пору ли?
Жить бы как люди... А я ищу.
Славы ль ищу? Позора ли?
(«Лес да ле с ... А за лесом что?..», 1956)
Неоднозначность заявляется сразу. Друг ли? Вор ли? Счастье ли? Горе ли?
Ольге еще нет двадцати лет, но выбор уже сделан в главном, в творчестве. А в жизни? «Самый лучший, самый милый. / Обладатель хитрых пут». Но где он?
Не встречать ли он идет?
(«В дороге», 1957)
Жизнь идет, ожидание затягивается. Любовная лирика уже в завершении самой любви обрела конкретное имя. Алеша, Алешенька, так хорошо чередующееся с Аленушкой, Оленушкой.
«Ау!» - у рта ладошеньки,
Из-за, из-под сосенушки...
«Ау, ау, Алешенька!» -
«Иду, иду, Аленушка!»
Стоскнулось и покликала...
«Сгоню!» - и губы встретились,
«Сглотну!» - «А не подавишься?» -
Ее - ему - ответили...
Топор, не глядя - за пояс,
Мелькнул между березами,
За ветками, за лапами
Пропал, как капля, в озере.
(«Ау!» - у рта ладошеньки...», 1969)
Вот так и «канул и минул» для молодой поэтессы любимый и аленький к лету 1969 года.
И минуло... да кануло ль?
Утишь себя, прислушайся!
Услышишь необманное,
В глуши души живущее.
Давно не молодешеньки,
Давно - по двум сторонушкам.
«Але-А л е-Алешенька»,
«Ау, ау, Аленушка...»
(Там же)
Так и звучала с конца пятидесятых из года в год «ал-ал- алая, алено-алешенькая любовь».
«Скрипы, скрипы!» - в гости к Аленьке.
Где-то там, в средине волока,
Ходит-мерзнет возле елок он,
Терпеливо дожидается,
Ожиданием согревается.
(«Свидание», 1967)
Заманивает, втягивает в себя песенно-сказовая мелодия Ольги Фокиной, но, увы, не ходит и не мерзнет и нет его опять - Аленьки. Вот уж верно, «зря я маму не послушала»...
И еще в ранние годы, в стихах на другие, казалось бы, речные мотивы встречаем мы долгожданного, необретенного Аленьку (так она зовет милого - Аленька, от Алешеньки).
Здравствуй, речка Паленьга,
Золотое донышко!
Под мосточком-бревнышком
Не таись.
От тебя мы с Аленькой
В разные сторонушки,
В разные сторонушки
Разошлись.
(«Здравствуй, речка Паленьга...», 1963)
Очаровывает и завораживает слово, вязь прямо расписная по буквам, понимаешь, почему великий русский песенник Михаил Исаковский так нежно отнесся к стихам Ольги Фокиной, увидел «какое-то своеобразное родство» с ее поэзией. А по-человечески, по-читательски жалеешь лирическую ли героиню или саму поэтессу.
Думала доверчиво:
Время - переменчиво...
Что меж нами реченек
Протекло!
Только с того вечера -
Каюсь, делать нечего,
Мне ни с кем из встреченных
Не тепло.
(Там же)
Замечательная, земная женская любовь. Не смываемая ни речкой Паленьгой, ни временем, ни стихами. Так и идут годы. Много стихов о любви неназванных, и все то река разделяет, то берега, и вдруг опять знакомое:
Я хожу сюда неспроста -
Здесь Аленушкины места:
И Аленушкин бережок,
И Аленушкин камешок...
Но колдун на бессрочный срок в волчью шкуру любимого облек. И ищет уже Аленушка волчьи следы, и уходит сама с горя на дно...
В шею врезался ленты жгут,
И давно по мне свечи жгут
Во родительском во дому...
Что же нет тебя? Почему?
(«Я хожу сюда неспроста...», 1965)
Можно все свести к известным фольклорным мотивам, но не перепевы сказок, не иллюстрация картины вспоминается, а след затаенной поэтической любви, беды, горести. И никак ее не отпеть, не выговорить. И уже от той алой любви остается лишь счастье ускакавшее.
Счастье мое ускакавшее, здравствуй!
Дай - обмою твои копыта!
Голову дай - обниму, гривастую,
Поцелую глаза незабытые.
Мне, грустящей, не останавливаться,
Чтоб не пить из копытца водицу,
Не вспоминать ни ржанья, ни топота,
Чтобы со мной не посмел делиться
Братец Аленушки горьким опытом...
(«Счастье мое ускакавшее, здравствуй!..», 1965)
А след любимого опять оборачивается следом быстроногого, неуловимого серого волка. Как много волчьих следов в поэзии Ольги Фокиной. Чистая и грустная любовная лирика. Тема серого волка. Тема островка. Тема Аленушки. А потом уже, спустя годы, стихи к детям. Вся любовь переносится на них. Потому и поэма для детей названа «Аленушка», как память об алой любви. Десять лет любовной лирики, посвященной одному герою. Вот такой вкрался романтический сюжет в статью о творчестве народной поэтессы Ольги Фокиной.
Из поколения детей 1937 года творчество Ольги Фокиной я бы назвал самым светлым. Она не давала себе скулить - ни в годы войны, когда собирала милостыню по дворам, ни в деревенском быту, ни в одиночестве, ни в литературной борьбе. Она не боялась никогда тяжелой поклажи. Провожая в последний путь Василия Шукшина, она и в посмертных стихах, посвященных ему, писала о том, во что верила сама, - об ответственности за всех, о деяниях, за которые воздается, о поклаже непосильной русского мужика.
Ольга Славникова. 2017 «Вагриус», Москва Безымянный четырехмиллионник расположен посреди Рифейских гор, на железнодорожной ветке между Челябинском и Пермью, так что не надо быть опытным шифровальщиком, чтобы догадаться, что речь идет о Екатеринбурге – даже если и в
Из книги Критическая Масса, 2006, № 1 автора Журнал «Критическая Масса» Из книги Критическая Масса, 2006, № 3 автора Журнал «Критическая Масса» Из книги Критическая Масса, 2006, № 4 автора Журнал «Критическая Масса» Из книги Мир глазами фантастов. Рекомендательный библиографический справочник автора Горбунов Арнольд Матвеевич Из книги Южный Урал, № 31 автора Куликов Леонид ИвановичЛАРИОНОВА Ольга Николаевна (Род. в 1935 г.) В произведениях О. Ларионовой основное внимание обращено на раскрытие внутреннего мира человека. В ее романах и повестях прослеживаются традиции лирической прозы. «Ларионову привлекает тема больших и глубоких чувств, любви и
Из книги Путь к Граалю [Сборник статей] автора Ливрага Хорхе Анхель Из книги К изучению «Дум» К.Ф.Рылеева автора Вацуро Вадим Эразмович Из книги Статьи разных лет автора Вацуро Вадим Эразмович Из книги Русская литература и медицина: Тело, предписания, социальная практика [Сборник статей] автора Борисова Ирина Из книги Избранное: Проза. Драматургия. Литературная критика и журналистика [сборник] автора Гриценко Александр НиколаевичОльга Матич Поздний Толстой и Блок - попутчики по вырождению «Физическое, интеллектуальное и нравственное вырождение человеческого рода» Б. А. Мореля и «Цветы зла» Ш. Бодлера появились в 1857 году. Они были опубликованы в эпоху, провозглашавшую прогресс и теорию эволюции
Из книги Уфимская литературная критика. Выпуск 5 автора Байков Эдуард АртуровичОльга и «Дебют» Честно сказать, я сильно разочаровался, когда Ольга Елагина не получила литературную премию «Дебют». И не только я, ведь почти все финалисты были уверены, что лауреатом станет Ольга. Как много мы сказали ей приятных слов! А некоторые, например Дмитрий
Из книги Герои Пушкина автора Архангельский Александр НиколаевичОльга Валенчиц «Его читатель – время» Незадолго до смерти Анатолий Яковлев написал строки, от которых сжалось сердце. Не только у тех, кто знал его лично, делил с ним тяготы болезни и не верил в близкую смерть. Но и у всех тех, кто, встречая рассветы на разных континентах,
Из книги Гоголь автора Соколов Борис ВадимовичОЛЬГА ЛАРИНА ОЛЬГА ЛАРИНА - сестра Татьяны, обычная деревенская барышня, помимо собственной воли «назначенная» Владимиром Ленским на роль Музы; роль эта ей не под силу; она в том неповинна. (Недаром проницательный Онегин замечает в разговоре с Ленским, что, будь он поэтом,
Из книги Движение литературы. Том I автора Роднянская Ирина Бенционовна Из книги автораЖизнь врасплох (Ольга Шамборант) Что же внутри последней матрешечки? Что значит – сплошная? Ольга Шамборант. Признаки жизни Тексты («записки», «опыты») Ольги Шамборант, ранее представленные «Новым миром», в более чем удвоенном объеме вышли отдельной книжечкой (СПб.,
О́льга Алекса́ндровна Фо́кина (род. 2 сентября 1937 года) - советская русская поэтесса, лауреат Государственной премии РСФСР имени М. Горького (1976), Большой литературной премии России (2007). Почётный гражданин города Вологды (2013).
Биография
Ольга Александровна Фокина родилась 2 сентября 1937 года в деревне Артемьевская Корниловского сельсовета Верхнетоемского района Северной области (ныне - в Тимошинском сельском поселении Верхнетоемского района Архангельской области) в семье потомственных крестьян. Во время Великой Отечественной войны, в 1943 году, у Ольги Александровны умер вернувшийся из армии отец.
После семилетки поступила в 1-е Архангельское медицинское училище, которое закончила с отличием; стала работать заведующей медпунктом сначала лесоучастка Ягрыш, затем - Новое. В 1957 году поступила в Литературный институт имени А. М. Горького, в поэтический семинар Н. Н. Сидоренко. Там она познакомилась Н. М. Рубцовым , В. И. Беловым , С. В. Викуловым , А. А. Романовым.
В марте 1963 года в Москве в издательстве «Молодая гвардия» вышла книга «Сыр-бор» - первый поэтический сборник Ольги Александровны, а в июне 1963 года - О. А. Фокина получила билет члена Союза писателей СССР. С осени 1963 года Ольга Александровна переезжает жить в Вологду.
С 1964 года Ольга Александровна на творческой работе. В последние годы О. А. Фокина много и плодотворно работает, участвует во встречах с читательской аудиторией.
Творчество
Сборники стихов
- «Сыр - бор» (1963)
- «Реченька» (1965)
- «А за лесом - что?» (1965)
- «Аленушка» (1967)
- «Стихи» (1969)
- «Островок» (1969)
- «Самый светлый дом» (1971)
- «Стихи. Библиотечка избранной лирики» (1971)
- «Камёшник» (1973)
- «Маков день» (1974)
- «От имени серпа» (1976)
- «Полудница» (1978)
- «Буду стеблем» (1979)
- «Памятка» (1983)
- «Колесница» (1983)
- «Три огонька» (1983)
- «Попахни, черёмушка» (1997)
- «Разнобережье» (1998)
- Избранные произведения, в 2-х томах (2003)
Песни на стихи Ольги Фокиной
- Ирина Бржевская - Здравствуй, речка Паленьга (А. Фаттах - О. Фокина)
- Алла Иошпе - Уезжая учиться в Москву (А. Фаттах - О. Фокина)
- Маргарита Суворова - Баллада о берёзе (А. Фаттах - О. Фокина)
- Людмила Сенчина - Черёмуха (Песня-77; В. Гаврилина - О. Фокина)
- ВИА «Цветы» - Звёздочка моя ясная (В. Семёнов - О. Фокина)
- Валентина Дворянинова - Насмотрись зорька в реченьку (А. Фаттах - О. Фокина)
- Альберт Асадуллин - Не приближай к себе звезду (С. Гринберг - О. Фокина)
- Валентина Толкунова - Косынка (В. Ветров - О. Фокина)
- Елена Камбурова - Храни огонь (В. Плешак - О. Фокина)
Награды и звания
- Государственная премия РСФСР имени М. Горького (1976) - за книгу стихов «Маков день»
- Большая литературная премия России СПР (2007) - за стихи в журнале «Лад»
- Всероссийская литературная премия «Звезда полей» имени Н. М. Рубцова (2001)
- орден Трудового Красного Знамени (1984)
- орден «Знак Почёта» (1981)
- медаль «За трудовую доблесть» (1967)
- Почётный гражданин города Вологды (2013)
- (р. 1937) российская поэтесса. Лирика природы, сельской жизни, повседневного труда. Сборники: А за лесом что? (1965), Буду стеблем (1979), Колесница (1983), За той за Тоймой... (1987) … Большой Энциклопедический словарь
- (р. 1937), русская поэтесса. Лирика природы, сельской жизни, повседневного труда; фольклорные мотивы. Сборники: «А за лесом что?» (1965), «Буду стеблем» (1979), «Колесница» (1983), «За той за Тоймой...» (1987). * * * ФОКИНА Ольга Александровна… … Энциклопедический словарь
ФОКИНА Ольга Александровна - (р. 1937), русская советская поэтесса. Поэтич. сб. «Реченька» (1965), «Аленушка» (1967), «Маков день» (1974), «Полудница» (1978), «Буду стеблем» (1979), «Речка Содонга» (1980), «Колесница» (1983) и др. Поэмы «Тай, снежок » (1966), «Хозяйка»… … Литературный энциклопедический словарь
В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Спесивцев. Ольга Спесивцева … Википедия
Ольга Александровна (род. 1937), русская поэтесса. Лирика природы, сельской жизни, фольклорные мотивы. Сборники: А за лесом что? (1965), Буду стеблем (1979), Колесница (1983), За той за Тоймой... (1987). Источник: Энциклопедия Отечество … Русская история
Ольга Александровна (1937, д. Артемьевская Архангельской обл.), русская поэтесса. В 1962 г. окончила Литературный ин т им. М. Горького, живёт и работает в Вологде. Фокина – автор сборников «Сыр бор» (1963), «Реченька» (1965), «Алёнушка» (1967),… … Литературная энциклопедия
Фокина - ФÓКИНА Ольга Александровна (р. 1937) , рус. поэтесса. Лирика природы, сел. жизни, фольклорные мотивы. Сб ки: А за лесом что? (1965), Буду стеблем (1979), Колесница (1983), За той за Тоймой... (1987) … Биографический словарь
Ты - не раб!
Закрытый образовательный курс для детей элиты: "Истинное обустройство мира".
http://noslave.org
Материал из Википедии - свободной энциклопедии
Ольга Александровна Фокина | |
267x400px | |
Имя при рождении: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
---|---|
Псевдонимы: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
Полное имя |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
Дата рождения: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
Место рождения: | |
Дата смерти: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
Место смерти: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
Гражданство (подданство): |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
Род деятельности: | |
Годы творчества: | |
Жанр: | |
Язык произведений: | |
Дебют: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
Премии: |
Ошибка создания миниатюры: Файл не найден Большая литературная премия России () |
Награды: | |
Подпись: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). | |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
|
[[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |Произведения]] в Викитеке | |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
О́льга Алекса́ндровна Фо́кина (род. 2 сентября 1937 года) - советская русская поэтесса , лауреат Государственной премии РСФСР имени М. Горького (1976), Большой литературной премии России (2007). Почётный гражданин города Вологды (2013).
Биография
Ольга Александровна Фокина родилась 2 сентября 1937 года в деревне Артемьевская Корниловского сельсовета Верхнетоемского района Северной области (ныне - в Тимошинском сельском поселении Верхнетоемского района Архангельской области) в семье потомственных крестьян. Во время Великой Отечественной войны , в 1943 году, у Ольги умер вернувшийся из армии отец .
После семилетки поступила в 1-е Архангельское медицинское училище, которое закончила с отличием; стала работать заведующей медпунктом сначала лесоучастка Ягрыш, затем - Новое. В 1957 году поступила в , в поэтический семинар Н. Н. Сидоренко . Там она познакомилась Н. М. Рубцовым , В. И. Беловым , С. В. Викуловым , А. А. Романовым .
С 1964 года Ольга Александровна на творческой работе. В последние годы О. А. Фокина много и плодотворно работает, участвует во встречах с читательской аудиторией. Дочь - поэтесса Инга Чурбанова (род. в 1967)
Творчество
Сборники стихов- «Сыр - бор» (1963 год)
- «Реченька» (1965)
- «А за лесом - что?» (1965)
- «Аленушка» (1967)
- «Стихи» (1969)
- «Островок» (1969)
- «Самый светлый дом» (1971)
- «Стихи. Библиотечка избранной лирики» (1971)
- «Камёшник» (1973)
- «Маков день» (1974)
- «От имени серпа» (1976)
- «Полудница» (1978)
- «Буду стеблем» (1979)
- «Памятка» (1983)
- «Колесница» (1983)
- «Три огонька» (1983)
- «Попахни, черёмушка» (1997)
- «Разнобережье» (1998)
- Избранные произведения, в 2-х томах (2003)
- «Маятник» (2013)
Песни на стихи Ольги Фокиной
- Ирина Бржевская - Здравствуй, речка Паленьга (А. Фаттах - О. Фокина)
- Алла Иошпе - Уезжая учиться в Москву (А. Фаттах - О. Фокина)
- Маргарита Суворова - Баллада о берёзе (А. Фаттах - О. Фокина)
- Людмила Сенчина - Черёмуха (Песня-77; В. Гаврилина - О. Фокина)
- ВИА «Цветы» - Звёздочка моя ясная (В. Семёнов - О. Фокина)
- Валентина Дворянинова - Насмотрись зорька в реченьку (А. Фаттах - О. Фокина)
- Альберт Асадуллин - Не приближай к себе звезду (С. Гринберг - О. Фокина)
- Валентина Толкунова - Косынка (В. Ветров - О. Фокина)
- Елена Камбурова - Храни огонь (В. Плешак - О. Фокина)
Награды и звания
Напишите отзыв о статье "Фокина, Ольга Александровна"
Примечания
Ссылки
- . - Вологда: Русь, 2005. - 564 с., л. цв. ил.]
|
Отрывок, характеризующий Фокина, Ольга Александровна
На глазах доброй соседки блестели слёзы, видимо даже добрые воспоминания пока ещё очень сильно ранили её исстрадавшееся по утерянному мужу, сердце...– Я вам обещаю, я буду её очень любить и хорошо за ней смотреть! – задыхаясь от волнения, пролепетала я. – Она будет счастливой...
Все окружающие довольно улыбались, а мне вся эта сценка вдруг напомнила где-то уже виданный похожий эпизод, только там человеку вручали медаль... Я весело рассмеялась и, крепко обняв свой удивительный «подарок », поклялась в своей душе не расставаться с ним никогда.
Вдруг меня осенило:
– Ой, постойте, а где же она будет жить?!.. У нас ведь нет такого чудесного места, как имеете вы? – расстроившись, спросила соседку я.
– Не волнуйся, милая, она может жить у меня, а ты будешь приходить, чтобы её чистить, кормить, за ней смотреть и на ней кататься – она твоя. Представь себе, что вы «снимаете» у меня для неё дом. Мне он больше не будет нужен, я ведь не буду заводить больше лошадей. Вот и пользуйтесь на здоровье. А мне приятно будет, что Пурга будет и дальше у меня жить.
Я благодарно обняла мою добрую соседку и взявшись за цветной шнурок, повела (теперь уже мою!!!) Пургу домой. Моё детское сердце ликовало – это был самый прекрасный подарок на свете! И его правда стоило подождать...
Уже где-то с полудня, чуточку очухавшись после такого ошеломляющего подарка, я начала свои «шпионские» вылазки на кухню и в столовую. Вернее – я пыталась... Но даже при самых настойчивых попытках, проникнуть туда мне, к сожалению, никак не удавалось. В этом году бабушка, видимо, железно решила ни за что не показывать мне своих «произведений» пока не придёт время настоящего «празднования»... А мне очень хотелось хотя бы краешком глаза посмотреть, что же она так усердно два дня там колдует, не принимая ничью помощь и не пуская никого даже за порог.
Но вот, наконец-то, наступил долгожданный час – около пяти вечера начали появляться мои первые гости... И я, в конце концов, получила право полюбоваться своим праздничным столом... Когда в гостиную открыли дверь, я подумала, что попала в какой-то сказочный, райский сад!.. Бабушка весело улыбалась, а я бросилась ей на шею, чуть ли не рыдая от переполнявших меня чувств благодарности и восторга...
Вся комната была украшена зимними цветами... Огромные чашечки ярко жёлтых хризантем создавали впечатление множества солнышек, от которых в комнате было светло и радостно. А уж праздничный стол являл собою настоящее произведение бабушкиного искусства!.. Он благоухал совершенно сногсшибательными запахами и потрясал многообразием блюд... Здесь была и покрытая золотистой корочкой утка, с моей любимой грушёвой подливкой, в которой «тонули» целые половинки томлёных в сливках, пахнущих корицей груш... И дразнившая нежнейшим запахом грибного соуса, истекающая соком курочка, пышущая начинкой из белых грибов с орехами, и буквально тающая во рту... По середине стола «впечатляла» своим размером страшенная щука, запечённая целиком с сочными кусочками сладкого красного перца в лимонно-брусничном соусе... А от запаха толстеньких, лопающихся от пышущего жара, сочных индюших ножек под корочкой клюквенного муса, мой бедный желудок подпрыгнул аж до самого потолка!.. Гирлянды нарезанных тоненькими кусочками всевозможных копчёных колбасок, нанизанных на тончайшие прутики наподобие шашлыка, и скрашенных маринованными помидорами и солёными домашними огурчиками, «убивали» запахами знаменитых литовских «копчёностей», нисколько не уступая одуряюще пахнувшей копчёной сёмге, вокруг которой весёлыми кучками высились, политые сметаной, сочные солёные грузди... Золотисто поджаренные кругленькие пирожки попыхивали горячим паром, а вокруг них в воздухе витал совершенно неповторимый «капустный» аромат... Всё это изобилие искуснейших бабушкиных «произведений» полностью потрясло моё «голодное» воображение, не говоря уже о сладостях, вершиной которых был мой любимый, взбитый с вишнями, тающий во рту творожный пирог!.. Я восхищённо смотрела на бабушку, от всей души благодаря её за этот сказочный, по-настоящему королевский стол!.. А она в ответ только улыбнулась, довольная произведённым эффектом, и тут же начала с величайшим усердием угощать моих, ошалевших от такого изобилия, гостей.
После в моей жизни было множество «больших» юбилейных дней рождения, но ни один из них, даже праздновавшихся в самых изысканных заграничных ресторанах, никогда даже близко не сумел превзойти мой потрясающий десятый день рождения, который смастерила тогда для меня моя необыкновенная бабушка...
Но «сюрпризам» в этот вечер, видимо, не суждено было кончаться... Через какие-то полчаса, когда «пир» уже был в самом разгаре, воздух в комнате вдруг по привычному (для меня) заколебался и... во всей своей красе появилась Стелла! Я от неожиданности подпрыгнула, чуть не опрокинув свою тарелку, и быстренько начала оглядываться по сторонам – не видит ли её кто-то ещё. Но гости со здоровым аппетитом, увлечённо поглощали «плоды» бабушкиного кулинарного искусства, не обращая никакого внимания на вдруг рядом с ними появившегося чудо-человечка...
– Сюрприз!!! – весело хлопнула в ладошки малышка. – С твоим большим день рождением тебя!.. – и в комнате прямо с потолка посыпались тысячи самых причудливых цветов и бабочек, превращая её в сказочную «пещеру Алладина»...