Жироду троянской войны не будет читать пьесу. Жироду ж

Монтень родился в дворянско-буржуазной семье, его отец позаботился, чтобы сын с детства усвоил латынь и греческий и тем самым впитал дух гуманизма. Монтень был советником парламента города Бордо, но рано покинул службу и в уединении своего замка последние тридцать лет жизни работал над своей главной книгой. Его труды прерывались возвращением к общественной деятельности: дважды королевским указом он назначался мэром Бордо и, следовательно, принимал участие в религиозных гражданских войнах, охвативших Францию во второй половине XVI века, выступая за прекращение конфликта между католиками и гугенотами (так назывались французские протестанты). Он осуждал жестокость католиков по отношению к гугенотам, особенно Варфоломеевскую ночь, но и гугеноты, с его точки зрения, опасно посягали на целостность Франции: "Правило и главнейший закон законов заключается в том, что всякий обязан повиноваться законам страны, в которой он живет" (книга I, эссе 23). Как все гуманисты, Монтень отстаивал веротерпимость и приветствовал воцарение Генриха Наваррского, единственно законного короля, который положил конец междоусобице. Главным делом жизни Монтеня стала книга эссе, уже при его жизни выдержавшая четыре издания.

Начинается она обращением к читателю:

Это искренняя книга, читатель. Она с самого начала предуведомляет тебя, что я не ставил себе никаких иных целей, кроме семейных и частных. Я нисколько не помышлял ни о твоей пользе, ни о своей славе … я хочу, чтобы меня видели в моем простом, естественном и обыденном виде, непринужденным и безыскусственным, ибо я рисую не кого-либо иного, а себя самого. Мои недостатки предстанут здесь, как живые, и весь мой облик таким, каков он в действительности... Таким образом, содержание моей книги — я сам...

Уже это заявление отражает кардинальную перемену в концепции личности в литературе Возрождения по сравнению со средневековьем.

В самом деле, Монтень раскрывает перед читателем свои мысли и чувства, свой душевный склад, свои мельчайшие привычки:

Люди обычно рассматривают друг друга, я же устремляю мой взгляд внутрь себя; я его погружаю туда, там я всячески тешу его. Всякий всматривается в то, что перед ним; я же всматриваюсь в себя. Я имею дело только с собой: я беспрерывно созерцаю себя, проверяю, испытываю … я верчусь внутри себя самого. (Книга II, эссе 17.)

Монтень прав, подчеркивая свое новаторство в искренности и бесстрашии самонаблюдения. Читатель его книги ощущает, что знает автора интимней и ближе, достоверней и надежней, чем многих своих реальных знакомых. Но "Опыты" — нечто большее, чем вершина самонаблюдения и саморефлексии. Монтень — натура незаурядная, человек тонкий и образованный, усвоивший глубже иных гуманистов уроки античной философии. Он познает самого себя (подчеркивая незавершимость этой задачи) с целью познать окружающих. Движения своей души он обязательно поверяет аналитическим разумом, мудростью, почерпнутой из ученых книг. В результате "Опыты", кроме поразительно живого портрета автора, рождающегося из всей совокупности эссе, стали одной из лучших философских книг о человеке — человеке позднего Возрождения и человеке вообще. Монтень утверждает, что всякий человек воплощает в себе всю человеческую природу. Это утверждение разительно отличается от средневековых взглядов на человека, согласно которым любимое творение Божие, человек, наделялся от Бога готовым характером. Новый взгляд на человека как на существо вечно подвижное, о котором нельзя составить устойчивое и единообразное представление, рождает необходимость новых литературных форм, новых приемов изложения. Монтень в себе самом акцентирует непостоянство, склонность к колебаниям, размышляет над зависимостью своих решений от внешних обстоятельств — короче, он подмечает такие душевные состояния, мимо которых проходила предшествующая литература. Утончается инструментарий психологического анализа, Монтень как бы показывает душевный мир человека изнутри, предельно крупным планом.

Хотя к имени Бога Монтень обращается достаточно часто, человек у него больше не руководствуется догматами церковной морали. Монтеню-гуманисту наилучшим жизненным принципом представляется следование закону природы, соблюдение предписанной ею меры. Монтень в духе Возрождения прославляет ценность повседневной жизни.

Все мы — великие безумцы! "Он прожил в полной бездеятельности", — говорим мы. "Я сегодня ничего не совершил". Как! А разве ты не жил? Просто жить — не только самое главное, но и самое замечательное из твоих дел. "Если бы мне дали возможность участвовать в больших делах, я показал бы, на что я способен". А сумел ты обдумать свою повседневную жизнь и пользоваться ею как следует? Если да, то ты уже совершил величайшее дело. Природа не нуждается в какой-либо особо счастливой доле, чтобы показать себя и проявиться в деяниях. Она одна и та же на любом уровне бытия, одна и та же за завесой и без нее. Надо не сочинять умные книги, а разумно вести себя в повседневности, надо не выигрывать битвы и завоевывать земли, а наводить порядок и устанавливать мир в обычных жизненных обстоятельствах. Лучшее наше творение — жить согласно разуму. Все прочее — царствовать, накоплять богатства, строить, — все это, самое большее, дополнения и довески. (Книга III, эссе 13.)

Итак, размышления Монтеня выдают новое, трезвое и стоическое, более буржуазное по сравнению с рыцарской эпохой, отношение к жизни. Подчеркнуто частный характер его мировосприятия будет все больше укореняться в последующей литературе, а для его современников это было ошеломительным новшеством.

Столь же непохожей на любые известные образцы была форма "Опытов". По словам немецкого ученого Э. Ауэрбаха, здесь "отражено реалистическое понимание человека, идущее от опыта и в первую очередь от самонаблюдения: именно опыт и говорит, что человек — существо непостоянное, колеблющееся и подверженное всяческим переменам среды, судьбы, внутреннего развития. Поэтому метод Монтеня, столь хорошо учитывающий все изменения его существа, внешне капризный и прихотливый, не подчиняющийся никакому плану, по существу своему есть строго экспериментальный метод — единственный, который соответствует подобному предмету".

Поэтому и композиция книги в целом производит впечатление бессистемности; отдельные главы — самостоятельные эссе — не выстраиваются ни в тематической, ни в логической последовательности, переходы между ними подчиняются, кажется, только авторскому капризу. Но происходит это потому, что Монтень хочет, чтобы был виден естественный ход мыслей, воспроизводит каждый их зигзаг, и этот принцип свободного развития мысли определяет не только план книги в целом, но и композицию каждого отдельного эссе.

Всегда живые и непринужденные, они удивительно разнообразны. Первая книга состоит в основном из эссе, которые вырастают из размышлений Монтеня над его любимыми латинскими авторами, из своего рода комментариев к античным книгам. Это относительно короткие эссе, еще использующие приемы риторики; они выстроены более логично, "однолинейно" по сравнению со зрелыми эссе второй и третьей книг. Вершины талант Монтеня достигает в третьей книге, состоящей из эссе объемом в десятки страниц. Заглавия их очень относительно указывают на содержание: так, в эссе "О стихах Вергилия" античная поэзия становится поводом для разговора о любви и супружестве; в эссе "О средствах передвижения" речь идет о чувстве страха, щедрости государей и жестокостях конкистадоров при покорении Нового Света; в завершающем книгу эссе "Об опыте" автор рассуждает о соотношении законов природы и законов, установленных людьми, о заповеди "познай самого себя" и о своей книге, об искусстве врачевания и о собственном здоровье, о своих философских воззрениях, итогом которых становится вывод:

Самой, на мой взгляд, прекрасной жизнью живут те люди, которые равняются по общечеловеческой мерке, в духе разума, но без всяких чудес и необычайностей. (Книга III, эссе 13.)

Обратимся к самому короткому, второму эссе третьей книги — "О раскаянии". Открывается оно обширным размышлением автора по поводу его метода:

Штрихи моего наброска нисколько не искажают истины, хотя они все время меняются, и эти изменения необычайно разнообразны. Весь мир — это вечные качели… Я не в силах закрепить изображаемый мною предмет. Он бредет наугад и пошатываясь, хмельной от рождения, ибо таким он создан природою. Я беру его таким, каков он передо мной в то мгновение, когда занимает меня. И я не рисую его пребывающим в неподвижности. Я рисую его в движении, и не в движении от возраста к возрасту или, как говорят в народе, от семилетия к семилетию, но от одного дня к другому, от минуты к минуте. Нужно помнить о том, что мое повествование относится к определенному часу. Я могу вскоре перемениться, и не только непроизвольно, но и намеренно. Эти мои писания — не более, чем протокол, регистрирующий всевозможные проносящиеся вереницей явления и неопределенные, а иногда и противоречащие друг другу фантазии, то ли потому, что я сам становлюсь другим, то ли потому, что постигаю предметы при других обстоятельствах и с других точек зрения.

"Протокол" опыта самонаблюдения — вот авторское определение сути его метода, и далее Монтень обосновывает выбор своего объекта наблюдения. Этим объектом становится он сам, в его повседневной и простой жизни, потому что он относится к себе и как к представителю человечества в целом ("у каждого человека есть все, что свойственно роду людскому"), и как к уникальной, неповторимой личности ("я первый повествую о своей сущности в целом, как о Мишеле де Монтене, а не как о филологе, поэте или юристе"). Монтень оправдывает новизну своей книги в глазах читателей тем, что в своем предмете он — ученейший и правдивейший человек на свете. Здесь, как и повсюду в книге, аргументы Монтеня опираются на разум, и как бы вызывающе, непривычно не воспринимался его замысел с точки зрения литературной традиции, — с точки зрения абстрактного разума его доводы непобиваемы. Наряду с откровенностью, отказ от поучения придает новую привлекательность авторской позиции.

После столь обширного вступления автор наконец затрагивает обозначенную в заглавии тему эссе. Он подмечает, как часто упоминал в своей книге о том, что редко раскаивается в чем бы то ни было. Понятие "раскаяние" естественно ведет к рассуждению о том, что есть порок и добродетель. Монтень не согласен с тем, что судить о них должно общество:

В наше развращенное, погрязшее в невежестве время добрая слава в народе, можно сказать, даже оскорбительна: ведь кому можно доверить оценку того, что именно заслуживает похвалы?

Порядочный человек, живущий частной жизнью, полагается в различении добра и зла только на свою совесть:

Для суда над самим собой у меня есть и мои собственные законы и моя собственная судебная палата, и я обращаюсь к ней чаще, чем куда бы то ни было.

И в потоке размышлений о том, что составляет порядочность человека, как бы между делом возникает и определение раскаяния:

Раскаяние представляет собой не что иное, как отречение от нашей собственной воли и подавление наших желаний…

Ряд примеров из античности иллюстрирует поведение людей, вызывавших восхищение неизменностью своего поведения в общественной и частной жизни.

Монтень мудро подмечает неискоренимость врожденных свойств личности:

Обратитесь к показаниям вашего опыта; нет человека, который, если только он всматривается в себя, не открыл бы в себе некоей собственной сущности, сущности, определяющей его поведение и противоборствующей воспитанию, а также буре враждебных ему страстей.

И продолжает характерным переходом к собственному примеру:

Что до меня, то я не ощущаю никакого сотрясения от толчка; я всегда почти пребываю на своем месте, как это свойственно громоздким и тяжеловесным телам. Если я и оказываюсь порой вне себя самого, то все же нахожусь где-то поблизости.

Примером греха, осознающего себя грехом, становится история крестьянина-вора из Арманьяка; это своего рода вставная новелла, дающая материал для размышлений о трудностях разграничения добра и зла и о сложной природе раскаяния. Шпилькой в адрес церкви можно считать высказанные Монтенем сомнения в ценности такой добродетели, как благочестие — ведь ее внешние проявления легче всего подделать.

Затем Монтень вспоминает без конкретизации о тех эпизодах своей деятельности, которые вызывают в нем не раскаяние, но сожаление и огорчение — так он разграничивает последствия своих ошибок, допущенных не из-за недостатка ума, но из-за невезения, противодействия судьбы, и завершается эссе столь характерным для третьей книги рассуждением о переменах, происходящих с человеком в старости:

…старость налагает морщины не только на наши лица, но в еще большей мере на наши умы, и что-то не видно душ — или они встречаются крайне редко, — которые, старясь, не отдавали бы плесенью и кислятиной. Все в человеке идет вместе с ним в гору и под гору… Я чувствую, что, несмотря на все мои оборонительные сооружения, она пядь за пядью оттесняет меня. Я держусь, сколько могу. Но я не знаю, куда, в конце концов, она меня заведет. Во всех случаях я хочу, чтобы знали, откуда именно я упал.

Именно бесстрашием, нелицеприятностью анализа, как видно из разобранного эссе, выделяется Монтень среди всех своих современников. Он стоит особняком и среди гуманистов, потому что в целом Возрождение, как и средневековье, оперировало общими идеями, которых Монтень не признает. Для него восприятие жизни каждым человеком единственно и неповторимо, поэтому каждая идея принадлежит конкретному человеку, и никому иному. Монтень с детства был воспитан на античной культуре, но пришел к тому, что умение разбираться в Цицероне и Вергилии менее ценно, чем умение разобраться в самом себе. По словам П. М. Бицилли, Монтень "сознательно порывает с представлением о том, что конкретная личность исчерпывается каким-либо одним раз навсегда данным свойством природы: человек — существо слишком сложное и изменчивое, чтобы его природу можно было выразить одной формулой. Этим Монтень вместе с Шекспиром и Сервантесом открывает новую эру в истории культуры". Кроме того, следует отметить, что Монтень в философии — прямой предшественник Рене Декарта, Блеза Паскаля; исповедальность его книги послужила образцом для первой автобиографии нового времени — "Исповеди" Жан Жака Руссо.

Итальянец Флорио перевел "Опыты" на английский язык, и в Англии конца XVI века они завоевали широкую известность; книга эта была знакома не только Фрэнсису Бэкону, но и Вильяму Шекспиру.

Прочитав коментарии модус.Я все больше верю в переселение души в новое тело.Спасибо.Удачи Вам.

Оценка 5 из 5 звёзд от viktor 25.05.2017 19:40

модус травками не только лечится, но и курит их.))

Natka-nata 01.01.2016 05:01

опять МОДУС замудохал

Оценка 3 из 5 звёзд от Гость 31.12.2015 04:29

Однако, я не ко всем так категорична. И я знаю хороших лекарей! С одним лично знакома.
Здоровья и болезнь – они противоположны друг дружке между тем идут бок обок эти вечные спутники. Попеременно неся с собой, то наслаждение, то огорчение, сопряженное с известной мерой страдания.

Оценка 5 из 5 звёзд от modus_2005 31.12.2015 01:35

Предмет рассмотрения 3)
Новые болезни возникают от нерадивости докторов.
К медикам следует обращаться в последнюю очередь, ибо, как показывает мой жизненный опыт, в момент лечения одного поставленного врачами диагноза доселе неведомой телу болезни появляются симптомы на новые недомогания.
Я уважаю медицину, как науку – она полезна человечеству, но я не питаю доверия к врачам, которые дают нам те или иные рекомендации к разного рода лекарственным средствам микстурам пилюлям и т.п. ибо их мнение, заверения, утверждение не тождественно и
несогласованно между собой. И даже простой сироп от кашля каждый трактует на свой лад.
Один говорит одно, второй декламирует другое, третий излагает свою теорию, по которой выходит, что он прав, а все вокруг несут полный бред!
У всякого лекаришки найдётся сотня доводов склонить страждущего на свою сторону, а если лекарство не подействовало, а что ещё хуже причинило большой вред организму, тогда виной всему сам пациент: мол, Вы неверно батюшка соблюдали предписания, не выполняли назначенные процедуры...
Врачам-людям надо ещё постичь азы медицинской науки, а не браться за практику не изучив все тонкости этого искусства.
Лично я приветствую лечение нетрадиционной медициной.
Мне по душе травками лечится, чем пичкать себя таблетками.
Отправляясь к врачу, больной доверяет ему, прежде всего свой недуг, чтобы после качественно проведённых манипуляций излечить пораженную область, дав организму естественным путём пойти на поправку.
Животные в этом деле преуспели гораздо больше и веками успешно занимаются «врачебной практикой»!
Кошкам, собакам дар целительства дан природой, заложено в их хрупких жилках благотворное «снадобье».
Моя кошка прелесть! Со мной Маша (так зовут кошку) сидит, столько сколько по её мнению считает нужным. Дозу целительных свойств она отдаёт мне со знанием профессионального лекаря, я ей доверяю гораздо больше, чем докторам-людям.
Маша отлично чувствует меня, моё настроение, где что болит, чувствует малейшее изменение. я на опыте знаю, что мысли материализуются и когда е5го-то захочешь, то постоянно думаешь, думаешь, думаешь об этом.
с животными то же самое - они ловят наши мысли и приходят на выручку. Моя Машутка тому подтверждение!
Когда у моей мамы заболели ноги – она Маша не отходила от них ни на шаг, ночами грела ноги ложилась своим телом на болевые точки. Перемещаясь по ноге, это чувствительно животное, отлично снимала боль, перенося её на себя. Как только боль утихла "грелочка" перестала проводить сеансы выгревания, потому что почувствовала, что всё что от неё зависело она сделала. Ибо, как выяснилось позже, болезнь оказалась не излечимой.
Вся многолетняя практика врачей основана на опытах над кем-то, но не над собой. Хоть раз примени они ново-ведённый метод лечения от какого-то заболевания на себе, то результат потряс бы всю медицинскую коллегию, а больные перестали быть «подопытными кроликами».
При моём состоянии (ДЦП) повышение мышечного тонуса явления не редкое, но причиняющее массу неудобств. Меня показывали ряду специалистов - все разводили руками. Годы шли, а тонус прогрессировал, дойдя до высшей своей точки. Мы обратились за советом к двум нервопатолагам местному и киевскому. Мне порекомендовали одно сильно действующие лекарство, в один голос уверяя: лучше вы не найдёте! Прочитав инструкцию, я пришла в ужас от количества побочных эффектов, однако выбирать не приходилось. Скрепя сердцем приняла первую дозу порошка… Результат на лицо! Улучшения, конечно, ни на грамм, зато через неделю полторы возникло явное ухудшение в области живота. Травя себя «супер» таблетками чуть не угробила себе желудок.
Только наивный верит тому будто бы и в аспирине не содержится вредоносной субстанции.

Оценка 5 из 5 звёзд от modus_2005 31.12.2015 01:34

Предмет рассмотрения 2)
Мы на Земле всего лишь гости...
***
Земля – чудесная страна!
Земля – восторгами полна!
Земля! Как сказка наяву!
Земля – на ней теперь живу!
Земля! Не уходи, постой!
Земля! Побудь ещё со мной!
Земля! Кричу, зову, но нет!
Увы! Земли уж следа нет...
В иные берега отправилась душа моя...
________________________________________________________
Я люблю жизнь и хочу жить вечно не этой планете, увы - это невозможно.
Я бы хотела, чтобы жизнь не кончалась, чтоб всегда продолжалась для тех, кто хочет жизни вечной на Земле, как я.
Отбросим в сторону все анатомические хитрости, которые раскрывают тайны человеческого тела и оно показано, как на ладони, говоря медицинским языком под рентгеном. Пойдем дальше.
В детстве меня занимал вопрос: кто и как управляет нашим телом? Неужто, части тела сами приходят в движения, ходят, разговаривают, думают… Позже окунаясь в упоительную страну знаний я нашла ответы на многие, многие вопросы. Узнала также про анатомическую сторону человеческого естества, но научные объяснения не полностью удовлетворили моё естественное любопытство. И не мудрено! Пытливость присуща нам от рождения.
Ибо такова потребность разумных существ – тяга к познанию, от досужих сплетен до чего-то глубокого, высокого, вечного.
Что до меня, то мне чужды сплети, я не любопытна, но я любознательная.
Зарождение и развитие различных форс жизни претерпела ряд этапов эволюции, все они прямым или косвенным путём обозначились на наземных цивилизациях. Не говоря уже о подземных отдельно взятых мирах.
Предела чего-либо нет. Понятия «предел» есть ни что, иное, как ограничение в чем-либо, за грань которого не позволяет ступить малый потенциал, воспитание, скромность, недостаточное накопление материальных средств… Те, кто всё же осмелился выйти за пределы мыслимого, приобрёли статус гениев-изобретателей. Осуществляя свои дерзновенные мечты – они внесли существенный вклад в развитие и культуру человечества. Корабли, велосипед, паровоз, машина, телефон, холодильник и т.д. и т.п. Все эти вещи в известной степени улучшили и украсили житие-бытие человеческого детёныша.
Прискорбно, что наравне с полезным в руках людей стали появляться совершено не нужные ужасные, губительные, убийственные орудия – одно их таких носит название атомная бомба.
Однако не всё подвластно нашему разумению, не все катастрофы способны мы отвратить от себя или хотя бы, не впасть под их наплыв. Несомненно, и то, что существует великое множество вещей, которые нам не понятны и с точки зрения науки необъяснимы. То, что наука не в состоянии пояснить – она обозначает такими понятиями как «аномалия», «феномен», «фантом». Духовный мир – эту почти невесомую материю, что находится, в нас нельзя измерить простой аномалией. Тонкая божественная нить, связывающая телесное и духовное говорит о том, что – она душа управляет телом. Когда ткани стареют, отмирая, не порождают более молодые и здоровые, то душе незачем оставаться подле. Она покидает телесную оболочку, в которой пребывала ровно положенный ей срок. Тот, Кто вселяет в живой организм душу, Тот насыщает его разумом. В сущности, душа есть уникальная форма разума.
Жизнь после смерти не останавливается – она переходит в новый этап.
Завершая на Земле миссию свою, душа человека покидает бренное тело и отправляется в дальнее странствие
Жизнь же на Земле продолжатся для новых и новых поколений людей, но для одного человека она рано или поздно заканчивается, но его душа живёт вечно.

Оценка 5 из 5 звёзд от modus_2005 31.12.2015 01:32

Одаренность этого человека не подлежит сомнению, его скромность достойна его самого, а стиль письма его заставляет вникнуть, постичь и переосмыслить самые волнующие моменты нашей жизни.
Писать может любой из нас, но создавать, что-то поистине гениальное и в тоже время постое, близкое и понятно каждому из нас, дано не всем, но лишь избранным.
Автор сих трудов пребывал в полной уверенности в том, что его Опыты просуществуют недолго и в скором времени о них не вспомнят даже те, кто был в приятельских отношениях с их создателем..
Но вопреки скептическим прогнозам последнего гуманиста предсказание его не сбылись.
И по сей день «Опыты» издаваемы и читаемы!
Проходят дни сменяются нравы, обычаи, устои народов и целых держав. Старые правители государств уходят, на их смену приходят более современные, более дерзкие, более амбициозные, более алчные приемники. Но в суматохе не счисленных стремительных часов «Опыты» Монтеня не устаревают, не утрачивают своей целостности своей мудрости, ибо написаны они исходя из собственных наблюдений, и касаются вещей, с которыми, так или иначе, сталкивает нас судьба
Вода камень точит. Ум же упражняет мысль, оттачивая и совершенствуя её.
Монтеневские произведения, как нельзя более подходят для развития и продолжения мысли как для людей сведущих в различных сферах знаний, так и для тех, кто не занимается бурной научной деятельностью. Это книга для различного типа населения от высокопоставленного чиновника, до простого и уважаемого гражданина.
Что касается меня, то я придерживаюсь такого правила: знай изречения мудрецов стародавних, но имей своё суждение обо всём.
Во время чтения мысленно я вела «беседу» с книгой, вернее сказать «диалог» с Монтенем. Прочитанный материал дал мне почву для собственных измышлений и воззрений, по сути – они и составляют мой ответ на философские изречения Мишеля Эйкема де Монтеня обращённые к читателям.
Разумеется, свои размышления я не считаю умудрёнными, я лишь описываю то, что скопилось в душе.
Для меня нет ничего лучше, как открыть чистый лист бумаги и на нём излагать сложившееся мнение о том, или ином обстоятельстве.
Предмет рассмотрения 1)
Мученические ощущения.
Боль сама по себе злом не является, ибо она есть состояние физическое или душевное. Войдя в болезненное состояние существа, переносят его по-разному, каждый старается избавить себя от болевого дискомфорта.
Страдания исходят исключительно от племя под названием человек.
Телесные недуги, бичевания путём принуждения, всяческого рода истязания и прочие виды боли человек сносить покуда хватает сил. В категорию «невыносимой» боль попадает лишь в двух случаях: первый случай, когда стерпеть её выше сил при этом человек падает в обморок, обострённость чувств исчезает на короткий период времени. Второй более печальный случай, когда тело не выдерживает подобных мук и душа его отлетает на небеса.
Всякое нанесенное негативное влияние, любое отрицательное давление обернётся против тебя. Остаётся пожелать: будьте благоразумны в поступках своих, люди! Докажите, что вы самые разумные существа на планете Земля. Увы! «агитировать» разум людской пропагандистскими речами и уговорами не причинять вред, а вместе с ним и боль ни себе, ни другим занятие бесполезное и обречено на провал.
Нет, никто меня не слышит, но если кто услышал отдельные фразы, берутся за животики и хохочут до упадка сил, до того весёлым кажется им мой призыв. Что ж убеждать не стану. У меня нет намерения
кого-то убеждать, моё дело рассказать о своей точке зрения. Продолжу. Ах, человек, человек – он вечно стремится к высотам. Оседлав честолюбие, но, не удержавшись в седле самодовольства, выпустив удила эгоизма – он под оглушающие звуки какофонии приземляется на осколки разбитых чаяний.

Сюжет представляет собой вольное истолкование древнегреческого мифа. Троянский царевич Парис уже похитил Елену Спартанскую, но война пока не началась. Еще живы царь Приам и Гектор, не стали рабынями Андромаха и вещая Кассандра, не погибла под жертвенным ножом юная Поликсена, не рыдает над развалинами Трои Гекуба, оплакивая мертвых детей и мужа. Троянской войны не будет, ибо великий Гектор, одержав полную победу над варварами, возвращается в родной город с одной мыслью - врата войны должны быть замкнуты навеки.

Андромаха уверяет Кассандру, что войны не будет, ибо Троя прекрасна, а Гектор мудр. Но у Кассандры имеются свои доводы - глупость людей и природы делают войну неизбежной. Троянцы погибнут из-за нелепого убеждения, будто мир принадлежит им. Пока Андромаха предается наивным надеждам, рок открывает глаза и потягивается - его шаги раздаются уже совсем близко, но никто не желает их слышать! На радостный возглас Андромахи, приветствующей мужа, Кассандра отвечает, что это и есть рок, а брату своему сообщает страшную весть - скоро у него родится сын. Гектор признается Андромахе, что раньше любил войну - но в последнем сражении, склонившись над трупом врага, вдруг узнал в нем себя и ужаснулся. Троя не станет воевать с греками ради Елены - Парис должен вернуть её во имя мира. Расспросив Париса, Гектор приходит к выводу, что ничего непоправимого не произошло: Елена была похищена во время купания в море, следовательно, Парис не обесчестил греческую землю и супружеский дом - поношению подверглось лишь тело Елены, но греки обладают способностью превращать в поэтическую легенду любой неприятный для них факт. Однако Парис отказывается вернуть Елену, ссылаясь на общественное мнение - вся Троя влюблена в эту прекрасную женщину. Дряхлые старцы карабкаются на крепостную стену, чтобы хоть одним глазком взглянуть на нее. В истинности этих слов Гектор убеждается очень скоро: убеленный сединами Приам стыдит молодых троянских воинов, разучившихся ценить красоту, поэт Демокос призывает сложить гимны в её честь, ученый Геометр восклицает, что только благодаря Елене троянский пейзаж обрел совершенство и законченность. Одни лишь женщины горой стоят за мир: Гекуба пытается воззвать к здоровому патриотизму (любить блондинок неприлично!), а Андромаха превозносит радости охоты - пусть мужчины упражняются в доблести, убивая оленей и орлов. Пытаясь сломить сопротивление земляков и родни, Гектор обещает уговорить Елену - она конечно же согласится уехать ради спасения Трои. Начало беседы внушает Гектору надежду. Выясняется, что спартанская царица способна видеть только нечто яркое и запоминающееся: например, ей никогда не удавалось разглядеть своего мужа Менелая, зато Парис отлично смотрелся на фоне неба и был похож на мраморную статую - правда, в последнее время Елена стала видеть его хуже. Но это отнюдь не означает, будто она согласна уехать, поскольку ей никак не удается увидеть своего возвращения к Менелаю.

Гектор рисует красочную картину: сам он будет на белом жеребце, троянские воины - в пурпурных туниках, греческий посол - в серебряном шлеме с малиновым плюмажем. Неужели Елена не видит этот яркий полдень и темно-синее море? А видит ли она зарево пожарища над Троей? Кровавую битву? Обезображенный труп, влекомый колесницей? Уж не Парис ли это? Царица кивает: лица она разглядеть не может, зато узнает бриллиантовый перстень. А видит ли она Андромаху, оплакивающую Гектора? Елена не решается ответить, и взбешенный Гектор клянется убить её, если она не уедет - пусть все вокруг станет совершенно тусклым, но зато это будет мир. Тем временем к Гектору спешат один за другим гонцы с дурными известиями: жрецы не желают закрывать врата войны, поскольку внутренности жертвенных животных запрещают это делать, а народ волнуется, ибо греческие корабли подняли флаг на корме - тем самым Трое нанесено страшное оскорбление! Гектор с горечью говорит сестре, что за каждой одержанной им победой таится поражение: он покорил своей воле и Париса, и Приама, и Елену - а мир все равно ускользает. После его ухода Елена признается Кассандре в том, что не посмела сказать раньше: она отчетливо видела ярко-красное пятно на шейке сына Гектора. По просьбе Елены Кассандра вызывает Мир: он по-прежнему красив, но на него страшно смотреть - так он бледен и болен!

У врат войны все готово к церемонии закрытия - ждут только Приама и Гектора. Елена кокетничает с юным царевичем Троилом: она видит его настолько хорошо, что обещает поцелуй. А Демокос призывает сограждан готовиться к новым сражениям: Трое выпала великая честь биться не с какими-то жалкими варварами, а с законодателями мод - греками. Отныне место в истории городу обеспечено, ибо война похожа на Елену - обе они прекрасны. К сожалению, Троя легкомысленно относится к этой ответственной роли - даже в национальном гимне воспеваются только мирные радости хлебопашцев. В свою очередь Геометр утверждает, что троянцы пренебрегают эпитетами и никак не научатся оскорблять своих врагов. Опровергая это утверждение, Гекуба яростно клеймит обоих идеологов, а войну сравнивает с уродливым и зловонным обезьяньим задом. Спор прерывается с появлением царя и Гектора, уже вразумившего жрецов. Но Демокос приготовил сюрприз: знаток международного права Бузирис авторитетно заявляет, что троянцы обязаны сами объявить войну, ибо греки расположили свой флот лицом к городу, а флаги вывесили на корме. Кроме того, в Трою ворвался буйный Аякс: он грозится убить Париса, но это оскорбление можно считать мелочью в сравнении с двумя другими. Гектор, прибегнув к прежней методе, предлагает Бузирису выбирать между каменным мешком и щедрой платой за труды, и в результате мудрый законовед меняет свое толкование: флаг на корме - это дань уважения мореплавателей к земледельцам, а построение лицом - знак душевной приязни. Гектор, одержавший очередную победу, возглашает, что честь Трои спасена. Обратившись с речью к павшим на поле брани, он взывает к их помощи - врата войны медленно закрываются, и маленькая Поликсена восхищается силой мертвецов. Появляется гонец с известием, что греческий посол Улисс сошел на берег. Демокос с отвращением затыкает уши - ужасная музыка греков оскорбляет слух троянцев! Гектор приказывает принять Улисса с царскими почестями, и в этот момент появляется подвыпивший Аякс. Пытаясь вывести из себя Гектора, он поносит его последними словами, а затем бьет по лицу. Гектор сносит это стоически, но Демокос поднимает страшный крик - и теперь уже Гектор дает ему пощечину. Восхищенный Аякс немедленно проникается к Гектору дружескими чувствами и обещает уладить все недоразумения - разумеется, при условии, что троянцы отдадут Елену.

С этого же требования начинает переговоры Улисс. К его великому изумлению, Гектор соглашается вернуть Елену и заверяет, что Парис даже пальцем к ней не прикоснулся. Улисс иронически поздравляет Трою: в Европе о троянцах сложилось иное мнение, но теперь все будут знать, что сыновья Приама ничего не стоят как мужчины. Возмущению народа нет предела, и один из троянских матросов расписывает в красках, чем занимались Парис с Еленой на корабле. В этот момент с неба спускается вестница Ирида, дабы возвестить троянцам и грекам волю богов. Афродита приказывает не разлучать Елену с Парисом, иначе будет война. Паллада же велит немедленно разлучить их, иначе будет война. А владыка Олимпа Зевс требует разлучить их, не разлучая: Улисс с Гектором должны, оставшись с глазу на глаз, разрешить эту дилемму - иначе будет война. Гектор честно признается, что в словесном поединке у него шансов нет. Улисс отвечает, что не хочет воевать ради Елены - но чего желает сама война? Судя по всему, Греция и Троя избраны роком для смертельной схватки - однако Улисс, будучи любопытен от природы, готов пойти наперекор судьбе. Он согласен забрать Елену, но путь до корабля очень долог - кто знает, что произойдет за эти несколько минут? Улисс уходит, и тут появляется вдребезги пьяный Аякс: не слушая никаких увещеваний, он пытается поцеловать Андромаху, которая нравится ему куда больше, чем Елена. Гектор уже замахивается копьем, но грек все же отступает - и тут врывается Демокос с воплем, что троянцев предали. Всего лишь на одно мгновение выдержка изменяет Гектору. Он убивает Демокоса, но тот успевает крикнуть, что стал жертвой буйного Аякса. Разъяренную толпу уже ничем нельзя остановить, и врата войны медленно открываются - за ними Елена целуется с Троилом. Кассандра возвещает, что троянский поэт мертв - отныне слово принадлежит поэту греческому.

Сюжет представляет собой вольное истолкование древнегреческого мифа. Троянский царевич Парис уже похитил Елену Спартанскую, но война пока не началась. Ещё живы царь Приам и Гектор, не стали рабынями Андромаха и вещая Кассандра, не погибла под жертвенным ножом юная Поликсена, не рыдает над развалинами Трои Гекуба, оплакивая мёртвых детей и мужа. Троянской войны не будет, ибо великий Гектор, одержав полную победу над варварами, возвращается в родной город с одной мыслью - врата войны должны быть замкнуты навеки.

Андромаха уверяет Кассандру, что войны не будет, ибо Троя прекрасна, а Гектор мудр. Но у Кассандры имеются свои доводы - глупость людей и природы делают войну неизбежной. Троянцы погибнут из-за нелепого убеждения, будто мир принадлежит им. Пока Андромаха предаётся наивным надеждам, рок открывает глаза и потягивается - его шаги раздаются уже совсем близко, но никто не желает их слышать! На радостный возглас Андромахи, приветствующей мужа, Кассандра отвечает, что это и есть рок, а брату своему сообщает страшную весть - скоро у него родится сын. Гектор признается Андромахе, что раньше любил войну - но в последнем сражении, склонившись над трупом врага, вдруг узнал в нем себя и ужаснулся. Троя не станет воевать с греками ради Елены - Парис должен вернуть её во имя мира. Расспросив Париса, Гектор приходит к выводу, что ничего непоправимого не произошло: Елена была похищена во время купания в море, следовательно, Парис не обесчестил греческую землю и супружеский дом - поношению подверглось лишь тело Елены, но греки обладают способностью превращать в поэтическую легенду любой неприятный для них факт. Однако Парис отказывается вернуть Елену, ссылаясь на общественное мнение - вся Троя влюблена в эту прекрасную женщину. Дряхлые старцы карабкаются на крепостную стену, чтобы хоть одним глазком взглянуть на неё. В истинности этих слов Гектор убеждается очень скоро: убелённый сединами Приам стыдит молодых троянских воинов, разучившихся ценить красоту, поэт Демокос призывает сложить гимны в её честь, учёный Геометр восклицает, что только благодаря Елене троянский пейзаж обрёл совершенство и законченность. Одни лишь женщины горой стоят за мир: Гекуба пытается воззвать к здоровому патриотизму (любить блондинок неприлично!), а Андромаха превозносит радости охоты - пусть мужчины упражняются в доблести, убивая оленей и орлов. Пытаясь сломить сопротивление земляков и родни, Гектор обещает уговорить Елену - она конечно же согласится уехать ради спасения Трои. Начало беседы внушает Гектору надежду. Выясняется, что спартанская царица способна видеть только нечто яркое и запоминающееся: например, ей никогда не удавалось разглядеть своего мужа Менелая, зато Парис отлично смотрелся на фоне неба и был похож на мраморную статую - правда, в последнее время Елена стала видеть его хуже. Но это отнюдь не означает, будто она согласна уехать, поскольку ей никак не удаётся увидеть своего возвращения к Менелаю.

Гектор рисует красочную картину: сам он будет на белом жеребце, троянские воины - в пурпурных туниках, греческий посол - в серебряном шлеме с малиновым плюмажем. Неужели Елена не видит этот яркий полдень и темно-синее море? А видит ли она зарево пожарища над Троей? Кровавую битву? Обезображенный труп, влекомый колесницей? Уж не Парис ли это? Царица кивает: лица она разглядеть не может, зато узнает бриллиантовый перстень. А видит ли она Андромаху, оплакивающую Гектора? Елена не решается ответить, и взбешённый Гектор клянётся убить её, если она не уедет - пусть все вокруг станет совершенно тусклым, но зато это будет мир. Тем временем к Гектору спешат один за другим гонцы с дурными известиями: жрецы не желают закрывать врата войны, поскольку внутренности жертвенных животных запрещают это делать, а народ волнуется, ибо греческие корабли подняли флаг на корме - тем самым Трое нанесено страшное оскорбление! Гектор с горечью говорит сестре, что за каждой одержанной им победой таится поражение: он покорил своей воле и Париса, и Приама, и Елену - а мир все равно ускользает. После его ухода Елена признается Кассандре в том, что не посмела сказать раньше: она отчётливо видела ярко-красное пятно на шейке сына Гектора. По просьбе Елены Кассандра вызывает Мир: он по-прежнему красив, но на него страшно смотреть - так он бледен и болен!

У врат войны все готово к церемонии закрытия - ждут только Приама и Гектора. Елена кокетничает с юным царевичем Троилом: она видит его настолько хорошо, что обещает поцелуй. А Демокос призывает сограждан готовиться к новым сражениям: Трое выпала великая честь биться не с какими-то жалкими варварами, а с законодателями мод - греками. Отныне место в истории городу обеспечено, ибо война похожа на Елену - обе они прекрасны. К сожалению, Троя легкомысленно относится к этой ответственной роли - даже в национальном гимне воспеваются только мирные радости хлебопашцев. В свою очередь Геометр утверждает, что троянцы пренебрегают эпитетами и никак не научатся оскорблять своих врагов. Опровергая это утверждение, Гекуба яростно клеймит обоих идеологов, а войну сравнивает с уродливым и зловонным обезьяньим задом. Спор прерывается с появлением царя и Гектора, уже вразумившего жрецов. Но Демокос приготовил сюрприз: знаток международного права Бузирис авторитетно заявляет, что троянцы обязаны сами объявить войну, ибо греки расположили свой флот лицом к городу, а флаги вывесили на корме. Кроме того, в Трою ворвался буйный Аякс: он грозится убить Париса, но это оскорбление можно считать мелочью в сравнении с двумя другими. Гектор, прибегнув к прежней методе, предлагает Бузирису выбирать между каменным мешком и щедрой платой за труды, и в результате мудрый законовед меняет своё толкование: флаг на корме - это дань уважения мореплавателей к земледельцам, а построение лицом - знак душевной приязни. Гектор, одержавший очередную победу, возглашает, что честь Трои спасена. Обратившись с речью к павшим на поле брани, он взывает к их помощи - врата войны медленно закрываются, и маленькая Поликсена восхищается силой мертвецов. Появляется гонец с известием, что греческий посол Улисс сошёл на берег. Демокос с отвращением затыкает уши - ужасная музыка греков оскорбляет слух троянцев! Гектор приказывает принять Улисса с царскими почестями, и в этот момент появляется подвыпивший Аякс. Пытаясь вывести из себя Гектора, он поносит его последними словами, а затем бьёт по лицу. Гектор сносит это стоически, но Демокос поднимает страшный крик - и теперь уже Гектор даёт ему пощёчину. Восхищённый Аякс немедленно проникается к Гектору дружескими чувствами и обещает уладить все недоразумения - разумеется, при условии, что троянцы отдадут Елену.

С этого же требования начинает переговоры Улисс. К его великому изумлению, Гектор соглашается вернуть Елену и заверяет, что Парис даже пальцем к ней не прикоснулся. Улисс иронически поздравляет Трою: в Европе о троянцах сложилось иное мнение, но теперь все будут знать, что сыновья Приама ничего не стоят как мужчины. Возмущению народа нет предела, и один из троянских матросов расписывает в красках, чем занимались Парис с Еленой на корабле. В этот момент с неба спускается вестница Ирида, дабы возвестить троянцам и грекам волю богов. Афродита приказывает не разлучать Елену с Парисом, иначе будет война. Паллада же велит немедленно разлучить их, иначе будет война. А владыка Олимпа Зевс требует разлучить их, не разлучая: Улисс с Гектором должны, оставшись с глазу на глаз, разрешить эту дилемму - иначе будет война. Гектор честно признается, что в словесном поединке у него шансов нет. Улисс отвечает, что не хочет воевать ради Елены - но чего желает сама война? Судя по всему, Греция и Троя избраны роком для смертельной схватки - однако Улисс, будучи любопытен от природы, готов пойти наперекор судьбе. Он согласен забрать Елену, но путь до корабля очень долог - кто знает, что произойдёт за эти несколько минут? Улисс уходит, и тут появляется вдребезги пьяный Аякс: не слушая никаких увещеваний, он пытается поцеловать Андромаху, которая нравится ему куда больше, чем Елена. Гектор уже замахивается копьём, но грек все же отступает - и тут врывается Демокос с воплем, что троянцев предали. Всего лишь на одно мгновение выдержка изменяет Гектору. Он убивает Демокоса, но тот успевает крикнуть, что стал жертвой буйного Аякса. Разъярённую толпу уже ничем нельзя остановить, и врата войны медленно открываются - за ними Елена целуется с Троилом. Кассандра возвещает, что троянский поэт мёртв - отныне слово принадлежит поэту греческому.

Будучи дипломатом, французский драматург «потерянного поколения» Жан Жироду в своей пьесе «Троянской войны не будет» пересматривает события Илиады с трезвомыслящей позиции современного человека, утверждая: войны не случаются из-за любви! А постановщик Александр Галибин подчёркивает это, и его Прекрасная Елена (Гринева), похищенная симпатягой Парисом (Рядинский is love, он сыграл главную роль в фильме «Дом Солнца»), аппетитно хрустящим яблоком (не иначе как раздора), – кумир не античной эпохи, а нынешнего общества: гламурная блондинка, обставившая свой выход сексапильным танцем и глупой песенкой, спетой слащавым голоском. Они не любят друг друга, готовы спокойно расстаться навсегда, и, казалось бы, нет ничего проще, чем вернуть украденную царицу грекам: четыре сотни шагов от дворца до корабля, и война не случится, но судьба располагает иначе. И Елена не виновата в том, что в её глупую голову боги вложили зеркало, отражающее неизбежную гибель Трои, заранее предрешённую до каждой мелочи… кем? Разгневанными небожителями, шутя стирающими города с лица земли в мифах и легендах, или хитроумным Улиссом, решившим избавиться от могущественного конкурента во славу Греции? Нет – самими же троянцами. Для царя Приама (Ремизов) и главы Сената, поэта Демокоса (Кинах), война видится развлечением, в котором главное – сочинить военную песню и оскорбительные «эпитеты» врагам, для них жизни тысяч воинов дешевле фантомного идеала «красоты». Они охотно поддаются на провокации, всегда готовые отстаивать не менее фантомные понятия «достоинства», «чести», «гордости», «патриотизма» любой ценой – ведь эту цену платить не им, а троянскому народу. Город, управляемый сытыми самовлюблёнными эгоистами, не нюхавшими настоящей жизни, обречён на смерть, но вместе с равнодушными к его участи царедворцами должен умереть и тот, кто любит свою родину, свою жену и будущих детей – Гектор. Он ненавидит войну так, как может её ненавидеть только солдат, всю жизнь проведший на войне и видевший умирающих товарищей. Он сражается за мир так, как может сражаться только солдат, привыкший не сдаваться до победного конца. И он проигрывает так, как может проиграть только солдат, прямой и честный, далёкий от политики и неспособный лицемерить, обманывать и предавать. Виктор Тереля в роли Гектора создаёт образ настолько живой, естественный и яркий, такой трагической глубины и силы, что вызывает сочувствие и неослабевающий интерес с первых же минут и вряд ли когда-нибудь забудется. Когда он идёт по центральному проходу между кресел, читая обращение к павшим воинам, и ты видишь настоящие слёзы, стекающие по его щекам, невозможно не понять, как важна для Гектора борьба со всем миром бессмысленного насилия, заклеймившим его «трусом» и отказывающим ему в праве на простое человеческое счастье. Его нарастающее эмоциональное напряжение ощущается физически и передаётся залу; он присутствует на сцене практически постоянно и никогда не пребывает в статике, острота и подлинность его реакций приковывают всё внимание к нему одному, сколько бы актёров ни участвовало в эпизоде. И это при том, что остальные также играют на высоком уровне, превратив спектакль в целую галерею объёмных, убедительных, узнаваемых типажей – чего стоит хотя бы, к примеру, Аякс (Кузьмин), неожиданно для знатоков Гомера ставший дерзким клоуном-панком, подвижным и в пластике, и в мимике! Каждый актёр на своём месте, в чём, безусловно, и режиссёрская заслуга, равно как и в том, что действие не провисает, не позволяет заскучать, а заставляет вместе с Гектором надеяться на каждую возможность изменить будущее, хотя всем заранее известно, что Троянская война будет. Великолепна сценография Аллы Коженковой – песчаный пляж в обрамлении лёгких белых портиков, окружённый шезлонгами под пляжными зонтами, на которых можно пить коктейли, не задумываясь о том, что эта легкомысленная идиллия готова в любой момент рассыпаться карточным домиком. Великолепны её же костюмы; ничто не загромождает спектакля, не отвлекает от него, не вступает с ним в диссонанс, это достойная рама для красивого полотна. Как нельзя более удачно подобрана тревожная музыка – не незаметный фон, а полноправное художественное средство, также работающее на атмосферу эпических свершений, творимых мелочными страстями. Добавить к этому качество самого материала, в тексте которого просто ложка стоит от насыщенности афористикой – и получается вещь весьма аппетитная для интеллектуального зрителя. Посмотрите, не пожалеете.